На ступеньках не сидят, по ступенькам ходят

в самом начале поэмы. То, что они русские, разумеется само собой, но Гоголь повторяет это слово и делает это регулярно, чтобы придать всем предметам и лицам фольклорно – мифологический, условно – общерусский характер.

Говоря о Чичикове, Манилове, Коробочке и других, он непременно вставляет характеристику – рассуждение о типичности, «русскости» этого героя. Вспомним хотя бы знаменитое: «Какой же русский не любит быстрой езды» – это говорится о Чичикове. Собакевич ассоциируется с «богатырем» (персонажем национального эпоса), но это карикатурный богатырь, показанный в «кривом зеркале». О Коробочке тоже говорится, что таких людей много на Руси.

Как известно, прослушав первый том поэмы, Пушкин воскликнул: «Боже, как грустна наша Россия.

Поэма должна была строиться как «Божественная комедия» Данте, по принципу «Ад – Чистилище – Рай». Во втором и третьем томах Россия и русский человек (Чичиков?) сказочно преобразились бы, появились бы «русские движения», «доселе небранные струны», «чудная русская девица, вся сотканная из высокого стремления и самоотвержения», «доблестный русский муж» и другие достойные, положительные герои. Но сам Гоголь в «Выбранных местах…» признается, что любит и предпочитает изображать порок, и герои всегда выходят смешные и безобразные, зато уж это получается лучше, чем у кого – либо другого из русских писателей.

Написан был только первый том, сатирический. Русские помещики, крестьяне, чиновники показаны здесь с самой отрицательной стороны, гротескно – сатирически. Они наделены смешными именами и прозвищами (например, чиновник Кувшинное рыло, принимающий от Чичикова взятку). К ним можно было бы отнести странное гоголевское определение – «Мертвые души», давшее название поэме. Это не люди, а «призраки», как выражался Белинский, добавляя, что сама тогдашняя русская жизнь была «призрачной», гротескной, абсурдной.

К. Аксаков считал поэму «русской Илиадой», национальной эпопеей, а Белинский – острой социальной сатирой на крепостную Русь. Сама поэма дает основания для обеих интерпретаций, взаимно дополняющих друг друга. Уже в первой части, хотя это только «ад», «кривое зеркало», есть элегические и патетические отступления о метком русском слове, о «Руси, увиденной из прекрасного далека», о «чудо – дороге» и о «птице – тройке». Здесь Россия уже показана не в гротескных фигурах и лицах, а в высоких символических обобщающих образах, свидетельствующих о значительности этой темы.

Здесь же говорится, что Русь «не дает ответа», когда ее вопрошает поэт. Таким образом, Россия – это загадка для человечества, и, может быть, особое, великое откровение для мира исходит именно от нее. Это представление о России было свойственно многим русским писателям XIX века. Одним из первых, кто воплотил эти идеи в поэтическом произведении, был Гоголь.

«Смех сквозь слезы»: смех на костылях печали.

Н. В. Гоголь вошел в литературу как непревзойденный мастер смеха. Повести Гоголя, его поэма «Мертвые души» просты по сюжету, прозрачны по разборке характеров.

И тем не менее существует неразгаданная и не поддающаяся разгадке тайна Гоголя и тайна этого смеха.

Н. В. Гоголь смеется над глупым, смешным, страшным, пошлым, но его смех печален. Эта печаль – результат трагического несоответствия между идеалом и обыденностью, мечтой и реальностью.

Не все просто у Н. В. Гоголя и в выборе объекта осмеяния. У него может быть смешон разбойник капитан Копейкин и страшен рачительный хозяин Собакевич.

Гоголь смеется над нечистой силой, но человек в зеркале его книг ужасает беспросветной ограниченностью, пошлостью, духовной нищетой.

Гоголь смеется как грустный клоун, смеется, чтобы не плакать. Прослушав «Мертвые души», Пушкин сказал: «Боже, как грустна наша Россия». После выхода поэмы в чем только не обвиняли Гоголя, якобы унизившего Россию и ее народ. Но только человек, бесконечно преданный родине, может так смеяться над всем, что ее уродует.

У Н. В. Гоголя нет смеха ради смеха, он никогда не имеет в виду развлечь скучающую публику. Он мечтает об отклике, о том, чтобы каждый, прочитав и посмеявшись, строго заглянул себе в душу: а я не Чичиков? Не Ноздрев? Не Плюшкин?

Гоголь пародирует и высмеивает привычные «идеалы»: благопристойный брак, «красавицу дочь и резвунчика мальчишку», преклонение перед внешними приличиями, достоинство человека, исчисляющееся в звонкой монете. Очищенные горьким смехом, вновь открываются нам подлинные ценности: любовь к родине, чувство истории, вера в справедливость, любовь.

Смех Гоголя не унижает, он дает погибшему шанс воскреснуть. Это смех с надеждой на то, что в самой зачерствелой человеческой душе, даже в душе Плюшкина, есть уголок, куда проникает свет счастья и добра. Даже Чичиков может вспомнить о том времени, когда его жизнь была освещена иным светом, о невинности и чистоте детства, о материнской любви.

Светлый смех должен помочь человеку вернуться к своим началам уберечь его от низменного, пошлого существования. Н. В. Гоголь никогда не смеется зло. Он знает: милосердие – основа всего, а не осуждение. Его смех не знает о вечном проклятье, это веселье, возвышающее душу. Пушкин писал, что Гоголь заставляет людей «смеяться сквозь слезы грусти и умиления». Образно: Смех Гоголя ходил