На ступеньках не сидят, по ступенькам ходят

современники еще этого не понимают; они видят и предвидят то, чего рядовые люди, погруженные в свои житейские дела, не видят.

Петр и Поэт – оба подчиняются лишь «божественному глаголу», то есть велению Истории, духу Времени и ожиданиям Нации. Они – то и диктуют со всей прямолинейной неумолимостью, как мыслит, чувствовать и поступать им. Поэт протягивает, как родному брату, руку Петру. Протягивает через головы и над головами современников («зелены они еще, ум у них не созрел»).

Они оба – служители гармонии. Они оба – против хаоса, мрака Для этого Петр заковал необузданную стихию – реку Нева, протекающую среди «тьмы лесов», «дебрей зарослей» и «топи болот» – в гранит. А поэт – «глаголом жег сердца людей», вырывая их сердца на рубежи славы и мощи отечества, создавая величественный театр национального шедевра.

Божественный глагол коснулся слуха Петра, он выполнял предначертание, на то ему провидение дало ум и волю.

В то же время, и Петр и Поэт – они оба одиноки, велики и непонимаемы:

«На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полон,
И вдаль глядел».

Это не случайное совпадение: и «берега пустынных волн», и «высокие думы» Пушкин предоставляет и Поэту и Петру; Они смотрят вдаль и там, за горизонтом, прозревают свою высокую цель:

«Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?».

***

Пушкин был государственником, был влюблен в государственную мощь России. Он много читал по истории, собирался писать историю и писал:

«Для Пушкина русская история и россия были как бы своей семьей, своим домом, по – семейному родным, и история былв чем – то вроде расширенной их, Пушкиных, семейной хроники»

(Е. Тарле).

Пушкин тонко чувствовал, где проходят интересы России, а где мира, где эти интересы далеко расходятся, а где сходятся: «Что нужно Лондону, то рано для Москвы».