и секретность…
Тут Ковальский повернулся.
– Ладно, – сказал он. – Астафьев, или кто там писал этот отчет, не учел вот чего. Из системы Радуги, конечно, выведена большая часть физических лабораторий, но уж станции дальнего контроля там остались точно. А флюктуации мерности, способные уничтожить звездолет, обязательно оставляют в пространстве след еще на несколько суток. Хотя бы одна из полярных станций Радуги такое бы заметила. Ну а поскольку ничего подобного не было, значит, «отчет Астафьева» – фальшивка. Не ошибка, а именно сознательная попытка ввести в заблуждение всех землян. Включая нас.
– Подождите, – сказал Борислав. – Астафьев же не мог не знать, что на Радуге есть станции дальнего контроля. Он же физик. На что он рассчитывал?
Ковальский вздохнул.
– О том, что на Радуге есть станции, он, конечно, знал. Он не знал о нашем интересе к этой системе. В нормальной ситуации перепроверять такой отчет никто не стал бы.
– Понимаю. Но тогда почему вы считаете неправильным, что не послали ему запрос?
Ковальский и Джеймс переглянулись.
– Прогрессор, – сказал Джеймс со странной улыбкой. – Все правильно, мы тебя потому и пригласили… Зигмунд имеет в виду, что прямой запрос насторожил бы Астафьева и, скорее всего, заставил бы физиков на «Янусе» прервать работу с кораблем, в чем бы она ни состояла. И экипаж остался бы жив.
Борислав посидел несколько секунд, унимая вдруг поднявшееся сердцебиение.
– Да, действительно. Дайте мне еще кофе, – попросил он. – И доскажите.
– Досказывать уже почти нечего, – сказал Джеймс. – Сразу после отчета Астафьева… точнее, сразу после того, как Зигмунд в нем разобрался, было заведено дело под названием «Линкор смерти». Предмет – гибель «Нейтрона». Пока только она. И вот тут я вспомнил о тебе.
– Почему – обо мне? – спросил Борислав.
Ковальский поставил перед ним чашку с кофе, мягко проследовал и сел.
– Нас намеренно дезинформируют, – сказал он. – Борислав, поймите: это уже не просто самодеятельность обычных исследователей, которые слишком увлеклись. Это – активное противодействие. Мы столкнулись с людьми, которые знают, что делают нечто или запрещенное, или слишком опасное, и готовы на многое, чтобы продолжать это делать. Уверяю вас, что даже КОМКОН-2 редко имеет дело с таким поведением… Соответственно, любые прямые запросы сейчас бессмысленны: они только спровоцируют наших оппонентов на новые шалости. Значит, нам нужен оперативник.
– И вы хотите это предложить мне? – Борислав отпил кофе. – Почему? У КОМКОНа-2 полно штатных сотрудников.
Джеймс встал, прошелся по комнате и опустился на соседнее с Бориславом кресло.
– Штатного сотрудника придется посылать под легендой, – сказал он. – А при таком уровне противодействия его могут и раскрыть. Комконовцы – все- таки не Прогрессоры, знаешь ли. Если я верно понимаю, Зигмунд считает, что здесь нужны прогрессорские методики, потому что больно велика ставка.
– И насколько же она велика?
– Не знаю, – сказал Ковальский. – Но вот я попробовал прикинуть, чем эта компания на Лангмюре вообще могла бы заниматься. Более или менее осмысленных версий у меня три, и ни одна мне не нравится… Во-первых, это могут быть какие-то игры с историческим временем. Во-вторых, это может быть поиск принципиально новых средств перемещения, например межгалактического нуль-Т. И, в-третьих, это может быть работа с какой-то новой квазиразумной субстанцией, вроде, например, Зеленых Облаков. Что из этого самое неприятное, я даже не знаю. Почему запрещены опыты со временем – очевидно. Что касается новых средств связи, то это выглядит очень привлекательно, но вы вспомните катастрофу на той же Радуге и попробуйте представить, к каким последствиям может привести подобная неудача в галактическом масштабе… Но больше всего меня беспокоит третья версия. Мощности, которые сосредоточены на Лангмюре, вполне позволяют создать проход в какое-нибудь иное пространство либо антипространство. И вот когда я пытаюсь вообразить, что может полезть нам навстречу с той стороны – тут у меня встают дыбом остатки волос… Может быть, это форма жизни, основанная не на полимерах. Может, вообще не на молекулах. Что она сможет в нас понять? Что – мы в ней? Что она нам предложит? Чего захочет? Чем будет угрожать? Можно задать еще десяток таких вопросов… А тут – несанкционированный, скрытый, нелегальный контакт. Они с ума сошли?.. И хуже всего, что именно эта версия мне кажется самой вероятной. В большом КОМКОНе хватает фанатиков контакта любой ценой, Комов – просто самый из них известный… Вот так-то. Поэтому я считаю нужным действовать очень аккуратно и в то же время решительно. Жестко. Идея привлечь Прогрессора принадлежала мне. А Джеймс сразу предложил вашу кандидатуру…
– Я бы пошел сам, – сказал Джеймс. – Но я никакой не оперативник. А кроме того, я никогда не скрывал своих занятий, и моя легенда не выдержит проверки. Ну, а тебе-то легенда и не нужна…
– То есть?
– Ты полетишь на Радугу под своим именем. И со своей биографией. Просто как Борислав Дружинин, Прогрессор, потерпевший профессиональную неудачу и временно отстраненный от работы…
