– Ты ошибаешься, – тихо произношу, опуская взгляд на его тёмно-синий галстук в чёрную полоску. – Ты не знаешь меня и я…
– И вновь лжёшь, – властно перебивает он меня. – Мы пока оставим эту тему, а то ты опоздаешь на занятия. Принимайся за еду.
Не хочу есть, не хочу сидеть с ним за одним столом, только скрыться от него, от этих цепких лап, потому что интуиция сжимает моё сердце, и я не могу дышать ровно, только обрывисто. Но лучше быть занятой едой, чем разговором с ним.
Ник сделал прекрасный выбор, я наслаждаюсь пищей и тишиной. Он так же молчит, но знаю, что наблюдает за мной, ожидает моего прокола или взрыва. Не подарю ему этого. Как только вернёт меня в университет, попрощаюсь с ним, как и намеревалась.
Парадокс: он пугает меня своей настойчивостью, и я понимаю, что мне это нравится. Мои защитные барьеры с громким треском ломаются и это плохо, это чертовски плохо.
– Расскажи мне о себе, – нарушает он тишину, когда я откладываю приборы, осилив только половину равиоли.
– Ты и так знаешь про меня, – бурчу, беря в руки бокал с водой. Откуда он знает, что я пью именно воду с лимоном?
– Мишель, хватит дуться. Ты хочешь быть взрослой, так не веди себя как ребёнок. Я задал вопрос, ты отвечаешь. Это у нормальных и воспитанных людей называется диалог, – с расстановкой объясняет он, как отсталой. Посылаю ему раздражённый взгляд, а его идеальные губы растягиваются в улыбке.
– Я тоже задавала тебе вопросы, но ты их проигнорировал, – упрекаю его.
– Я отвечу на них, обещаю, только всему своё время, крошка, – он продолжает улыбаться. Чёрт, я снова пялюсь на его губы, а затем глубоко вздыхаю и перевожу взгляд на свои пальцы, играющие с ножкой бокала.
– Что ты хочешь знать? – Сдаюсь и вопросительно смотрю на него.
– Чем ты живёшь? Что ты любишь? Как проводишь свободное время? – Подсказывает он, и я начинаю хмуриться, обдумывая свою речь.
– Ты копался в моих данных? – Неожиданно даже для себя спрашиваю я.
– Да, – без тени стыда отвечает он.
– Тогда ты знаешь дату моего рождения, мою группу крови, кто мои родители, мою сестру ты видел, где я учусь тоже для тебя не новость и то, что помимо финансов хожу на психологию. Люблю фотографировать, в шестнадцать подруга подарила мне фотоаппарат, и я сильно увлекалась этим, обожаю портретную чёрно-белую съёмку, – вспоминая своё хобби, я немного улыбаюсь, и Ник ободряюще отвечает мне тем же.
Я уже чувствую, что напряжение вновь отпускает меня, и могу свободно говорить с ним о своей жизни.
– Почему именно чёрно-белую? – Интересуется он, потягивая апельсиновый сок.
– В них есть таинственность, некая недосказанность и мне нравятся оттенки серого, ведь на фото присутствуют только два цвета: чёрный и белый, а остальное это производные. И удивительно насколько их много, изображение становится чем-то большим, чем обычный щелчок фотоаппарата. И когда я пересматриваю такие фото, будь то человек или природа, это как будто… знаешь, воспоминание, имеющее свою историю, она живая и реальная. У неё есть продолжение, есть прошлое и будущее, – возбуждённо заканчиваю свой монолог, а затем смущаюсь такой открытости, опуская голову. Никогда не делилась этими своими ощущениями, и это начинает меня раздражать, что он так просто вытянул их из меня.
– Не надо этого делать, Мишель, мне понравилось, с какой страстью ты говорила, это завораживает. Сейчас ты была собой, – он произносит это мягко и даже нежно, что я недоверчиво поднимаю голову, дабы убедиться в этом. Его глаза ласкают меня, и мне нравится такая перемена в нём.
– А ты? – Спрашиваю я.
– Нет, я не люблю фотографировать, – он смеётся и это тоже для меня в первый раз. Его смех настолько чистый и заразительный, что я не могу сдержать улыбки. В уголках его глаз появляются мимические морщинки, и это его очеловечивает, делает смертным, а не мраморной греческой статуей.
– Я имела в виду, это правда, что ты имеешь отношение к корпорации «W.H.» и твоё слово, для Райли Вуда решающее? – Поправляю себя и вновь задаю вопрос. Он реагирует резкой сменой настроения и теперь вместо улыбки, надевает холодную маску и впивается в меня глазами.
– Зачем тебе это? – Грубо спрашивает он.
– Папа сказал, и мне стало интересно, – тихо произношу я.
Что-то происходит с ним, потому что он смотрит на меня зверем и мне становится страшно, действительно страшно за то, что я спросила. Почему он так реагирует?
Моё сердце колотится так громко. Стараюсь не оглохнуть от этой птицы внутри. Его глаза превращаются в мрачную зловещую темноту, и я начинаю непроизвольно потеть.
– Спасибо тебе за обед, но мне пора, – быстро говорю, только бы убежать от него, только бы скрыться от его глаз.
Торопливо достаю из сумки кошелёк, но мужская рука накрывает мои трясущиеся пальцы, что я замираю.
– Прости, крошка, – раздаётся шёпот рядом с ухом. Я даже не заметила, как он встал и подошёл ко мне.
– Всё нормально, – натянуто улыбаюсь, но он берёт мой подбородок двумя пальцами и поворачивает к себе. Теперь тону в этих обжигающих глазах. Никогда бы не подумала, что на меня такое впечатление произведёт карий цвет.
– Я не хотел тебя пугать, – тихо говорит он, а я бегаю взглядом по его лицу, желая уцепиться за что-то иное.
