Конституции через неделю.
– Ты стихи-то почитай, я их не слышал, – сказал Курдюжный, подтягивая штаны.
Я встал в позу чтеца и, угрожающе нахмурившись, начал:
Курдюжный вылупился на меня своими красными глазищами, потом зачем-то надел очки и только после этого сказал что-то вроде раздумчивого «мда…»
– Ну, так с виду вроде хиханьки-хаханьки, а если вдуматься, то серьезный смысл в них заложен, – открыл я дискуссию. – Вот действительно, если бы вместо пива люди с похмелья пусть даже не Конституцию, а любую другую книжку читали, то какая бы польза была от этого стране… Что скажешь, Михал Николаевич?
– Так-то оно так, – затянул волыну комбат. – У нас ведь, считай, каждый второй пьет – боюсь, книг на всех не хватит.
– Это не нашего ума дело. Ты о стихах скажи…
– Ну, что сказать, – вздохнул он. – Я ведь в поэзии сам знаешь… Думаю так надо поступать: стихи прочитать и тут же следом разъяснение дать, мол, так и так, товарищи – бросайте пить, начинайте книжки читать.
– Кстати, – сказал я, – любовник молодой выпить ничего не оставил? А то я там только губы и смочил.
– Книжку почитай лучше, – ухмыльнулся комбат, доставая из холодильника гришкину бутылку. – Выпей, Тимофей! Заработал.
Лежа у себя в комнате, я старался не думать о том, что будет завтра. Было в этом нечто лицемерное, потому что я х о т е л вновь держать Агнешку в своих объятьях, даже понимая, что дальше этого я не пойду, даже зная, что мне снова придется сжимать ей нежно горло и ждать, когда она забьется в последнем приступе болезненной услады… Вот о чем я старался не думать, теша себя тем, что сам я лишь сбоку припеку, где-то за печкой, всего лишь фиксатор и некое приспособление для удовлетворения девственницы.
Сон мой был тяжел и прерывист.
Глава четырнадцатая
Я брился, когда в дверь постучали. Не открою, подумал я, выходя из ванной. Мне и самому себе не хотелось бы открывать, не то что Антипу. Единственно, кому бы я открыл, – это леди Памеле, но она так рано по гостям не ходит да и вообще уже, возможно, сидит в самолете и думает о том, как хорошо было ей, когда я возбуждал ее своими речами.
Но на пороге стоял не Антип, а профессор Перчатников собственной персоной. Входя, он сказал:
– Ужин не состоялся. Леди Памела почувствовала себя плохо, и все отменилось, так что вы ничего не потеряли. Полагаю, ухудшение ее состояния впрямую связано с вашим некорректным поведением во время вчерашней встречи. Я очень жалею, что согласился на нее. Но самое интересное в другом – в том, что она собирается пригласить вас к себе в гости в Ливорно, где она находится под наблюдением специалистов в нашем итальянском филиале. Что, Тимофей Бенедиктович, не можете не очаровывать красивую женщину?
– Да никого я не очаровывал! Просто впервые общался с настоящей английской леди, вот и сделал промашку…
– Хороша промашка! – зло засмеялся Перчатников. – Вы просто какой-то самец, извините.
– Как она сейчас? – спросил я.
– Нормально. – Он посмотрел на часы. – Они уже в воздухе. Вот вам от нее презент.
И он открыл кейс, с которым не расставался, достал оттуда элегантную коробочку и протянул мне. Это был «золотой» Паркер с вмонтированным в него овальным портретом леди Памелы. Любуясь им, я спросил:
– Так кто кого здесь соблазняет? Вы меня обвиняете, а я вас с доктором Сингхом. Леди Памеле явно не хватает мужского внимания. Он ей делает изредка хотя бы массаж задней поверхности бедра?
– Нет, ну вы невозможны! – воскликнул, качая головой, Перчатников. – Мы ее с того света вернули, а мне тут про заднюю поверхность бедра рассказывают!
– А для чего вы ее вернули? И вернули ли вообще? И что теперь в ее могиле? – продолжал я допрашивать ошарашенного профессора.
– Послушайте, – сказал он после некоторой паузы, – вы хотите меня оскорбить? Зачем вы это делаете? Мы не колдуны, и трупами не занимаемся. И потом – у леди Памелы фамильная усыпальница. Можете съездить в Лондон и поклониться ее праху. А из Лондона полететь в Варшаву и положить цветы на могилу Агнешки, я вам, если надо, назову сектор и номер.
– Не надо, – примирительно произнес я. – В Варшаве я был, цветы положил. А как вы решили вопрос с тайной второго рождения леди Памелы? Кто- нибудь знает об этом, кроме доктора Сингха?
– Только родители, – ответил, прикрыв глаза, Перчатников. – Они тоже навещают ее. Здесь есть определенные неудобства. Возможно, придется делать легкую пластику лица. Но у вас таких проблем не будет. Из тех, кто знал Агнешку тридцать лет назад, мало кто остался. Вы, вероятно, будете жить здесь, где вас вообще никто не знает. Паспорт для Агнешки обойдется в десять тысяч долларов. Значит, говорите, были в Варшаве? Это хорошо, хорошо… И все-таки я устал от вас, господин Некляев.
