Оставшись вскоре один, я первым делом вытащил агнешкины наряды из шкафа и вновь поместил на виду. Их созерцание доставляло мне теперь удовольствие. Даже антиповская коробочка веселила мой глаз, и тут я понял, что выздоровел.
Остаток вечера я провел за странным для себя занятием – сначала разглядывал свою физиономию в зеркале, а затем устроил водевиль с переодеванием. Переодеваний, правда, было немного, три-четыре, но выбрать достойную одежку на встречу с Агнешкой оказалось не так-то просто. Физиономия моя выглядела несколько лучше, чем я предполагал, а общий вид наружности в одежде так и вообще браво. Я крутился у зеркала, как кокетка, разве что не строил рожи, и зеркало вскоре отблагодарило меня за внимание к нему. В какой-то момент я увидел вдруг в нем… Агнешку, именно состроившей мне рожицу, прежде чем взять меня под руку и прижаться ко мне боком. На ней было короткое платье цвета «электрик», в руке она держала сумочку, и я уже знал, что она сейчас скажет: «А мы неплохо смотримся вместе, Тим! Особенно, я». Тотчас передо мной промелькнуло наше первое свидание, и лента застряла на сцене, в которой я исполнял роль нежного душителя. Более всего меня поразил оскал на моем лице. Я будто пытался отвернуть какую-то заржавевшую гайку, боясь при этом сорвать резьбу. Лицо Агнешки заслоняла моя рука, но я слышал хрип, исторгавшийся из нее, и именно он вывел меня из оцепенения.
Вновь все поблекло в моих глазах, вновь мне привиделся в зеркале модно одетый дедок, и я вдруг принялся срывать с себя одежду, словно она была виновата во всем. Через полминуты я был наг, не считая спортивных трусов, и с удивлением рассматривал в зеркале свое тело. Мышцы мои подсушились, рельеф стал строже, живот напоминал плоскогорье, загар лежал ровно, и в целом картина была сносной. Нет, голым я не был похож на дедка, и это меня весьма подбодрило. Я не спешил теперь одеваться, прогуливаясь бесцельно по гостиной и ловя временами взглядом свое амальгамное отражение, пока мне наконец не стало стыдно за этот подиум и за солиста. Впрочем, не исключено, что просто посвежело.
Лежа в постели, я пытался представить себе нашу завтрашнюю встречу с Агнешкой, и вечер, и ночь… С ночью не было никакой ясности: я не был уверен, что профессор Перчатников отпустит ее ко мне. Но именно то, что было неясно, и заслоняло собой все остальное. Я уже ощущал ее прерывистое дыхание на своей груди, и ее шаловливые ручонки, сновавшие туда-сюда по моему телу, и слышал свой стон от нестерпимого желания пронзить ее всю до маковки, но на этом видения и заканчивались, потому что я переступал черту. Близость с Аги едва ли будет допустима профессором Перчатниковым в первую же ночь, но тогда зачем он прислал мне любовное снадобье? Мысль моя теперь переключилась на него, и я размышлял, надо ли воспользоваться им. Не то, чтобы я не верил в свои естественные возможности, просто именно сейчас требовалась поддержка, а потом будет видно… Разумеется, я был не тот, что прежде, когда желание пробуждалось от одних лишь дум, и мне не хотелось рассказывать Агнешке на ночь страшную сказку о преклонном возрасте, бесконечных стрессах и ужасной экологии. Решив принять окончательное решение утром, я снова начал думать об Аги и с тем незаметно уснул.
Утро я провел на пляже. Было выше моих сил дожидаться условленного послеобеденного времени, слоняясь по номеру. День выдался прекрасный – теплый, безветренный, с ласковым морем, и во всем этом мне привиделся добрый знак. Даже женщина, попросившая зажигалку, которой у меня, разумеется, не было, и та приветливо улыбнулась мне. Скорее, это была улыбка, призывавшая к дальнейшему общению, также как и предлог с зажигалкой, потому что спустя минуту она уже курила, не обратившись за огоньком ни к кому более. Я исподволь следил за ней. Она была где-то в возрасте «ягодки» – стройна, подтянута, белокура, немка, судя по говору, немцев здесь вообще пруд пруди. Временами она бросала на меня быстрые взгляды, больше желая удостовериться, что я по-прежнему один, и часто дефилировала передо мной – то к воде, то к мусорному баку с какой-нибудь очередной оберткой от чего- нибудь съестного. Я с удовольствием разглядывал ее со спины и, будучи в хорошем расположении духа, решил, что она женщина приличная, интеллигентная, добрая, хотя определить это, глядя на спину и прочие сопутствующие места, было чрезвычайно трудно.
Покидая пляж, я подошел к ней (она как раз увлечена была красочным журналом) и сказал по-английски:
– Вы на редкость красивая женщина. Мои глаза получили большое удовольствие. Надеюсь, мы еще увидимся, и я обязательно прихвачу с собой зажигалку.
Она растерянно улыбнулась и со вздохом произнесла:
– Спасибо! Это так неожиданно… А вы не дождались своей жены?
– А почему вы решили, что у меня есть жена? – рассмеялся я.
– Да потому что иначе вы бы уже давно сидели вот на этом полотенце рядом со мной, не правда ли? – лукаво глянув, ответила она. – Я Бригитта, но друзья зовут меня Бриги. А вы…
– Тим, – не дав ей договорить, представился я.
– А вы, Тим, должно быть, очень хороший муж, – сказала она без тени иронии.
– Не знаю, потому что мы еще не поженились, – огорошил я ее своим ответом. – Мне бы хотелось быть хорошим мужем, но не уверен, что у меня это получится.
– Получится, – убежденно проговорила она. – Я знаю толк в мужьях. У меня был хороший муж. Он погиб год назад.
– Мне очень жаль, – сказал я.
– Да… – протянула неопределенно Бригитта. – Вы, наверное, осуждаете меня?
– Нет, – ответил я. – Не вижу, за что бы вас можно было осуждать. А если бы даже и было за что, то все равно женщина всегда права. Мы еще
