вероятно, либо я каким-то образом путешествую между мирами, незаметно переходя из одного в другой. Эти миры мало чем отличаются, просто в одном был дуб, а в другом лиственница, в одном была жвачка «Таркл», а в другом «Малабар». И наконец, в одном из них я опоздал на автобус, закрывший двери перед моим носом, и познакомился на остановке с прекрасной девушкой Светой. А в другом мире я, наверное, успел на этот треклятый автобус и проводил ее взглядом. Я бы мог снова найти ее, начать встречаться и снова жениться на ней. Но какой в этом смысл, если я сумасшедший или путешественник между мирами?
Я много слышал печальных историй, видел матерей, убивших своих детей, посчитав их демонами во время обострения и после этого безутешно рыдавших, многое я повидал. Но о таком слышал впервые. На первый взгляд, он сам придумал эти «другие» воспоминания, пытаясь сбежать от одинокой действительности. Но многое не сходилось. Предположим, телефоны и имена он узнал каким-то образом, но тогда почему он так много знает о своей «жене», если она с ним не знакома? Мутная история.
Я посоветовал ему побольше пообщаться с друзьями, узнать, не было ли у него травмирующих воспоминаний и откуда он мог узнать столько о Свете. Быть может, он знаком с ее мужем или родственником, узнал все о ней и заставил себя поверить, что она его жена. Я пожал ему руку и попрощался. Больше он на прием не приходил.
Его талон так и висел незакрытым, так что я позвонил на оставленный им номер телефона. Тот, узнав, кто я и по какому поводу звоню, сильно удивился. Как он начал утверждать, ни к какому психиатру не ходил, ни о какой жене он не знает, и посчитал, что его разыгрывают друзья. Но я все-таки уговорил его прийти на прием.
Когда Сидоров пришел и протянул мне руку, я вдруг вспомнил деталь, укрывшуюся тогда от меня. У этого Сидорова не было пальца, как и было написано в его карте. Но в тот первый прием, увлеченный рассказом пациента, я не придал значения тому, что все его пальцы были целы.
После этого рассказа Мишка замолчал, и мы пили пиво долгое время в тишине. Мы оба думали об одном. Есть ли миры помимо нашего? Если они есть, то какие? Какие решения принимали мы там?
– А помнишь, как я сорвался с ветки и сломал ногу? А ты тащил меня на горбу добрых два километра? Представляешь, мои родители не помнят об этом, – решил сбавить напряжение я. – Может, коллективная амнезия?
– Нет, не было такого, – удивился Мишка.
Мы тревожно посмотрели друг на друга, но ничего не сказали. Никто из нас не захотел разрушать свои мирки.
Участковый психиатр в ПНД сидит в кабинете и слышит, что кто-то в коридоре поет: «Ой что это там у меня внутри? А что оно все время ноет и болит? И куда меня все время это зовет? И поет, и поет, и поет!». Психиатр выскакивает: «Госпитализация! Немедленно!». Уборщица растеряно: «Да что вы, доктор? Я просто Ваенгу люблю…».
Нет, речь пойдет вовсе не о враче соответствующей специальности, а о пациенте психиатрической больницы. Это прозвище он получил благодаря своей особенности. Дело в том, что он развлекался тем, что выкалывал глаза другим пациентам. Вообще-то, вроде как он не был буйным, довольно спокойный дяденька в возрасте. Но периодически добывая разными нечестными способами карандаши, ручки и вообще любые относительно острые предметы, он внезапно мог выколоть кому-нибудь глаз. Поскольку случаи были не единичными, да и на врачей мужчина посматривал косо, его максимально изолировали от всех острых предметов. Но окулист оказался находчивым и приноровился выкалывать глаза пальцем. Эффективность была в целом ниже, чем при использовании карандаша, но он совершенствовался… Абсолютно изолировать пациента было невозможно: процедуры, прогулки так или иначе проводили. Осознав, что окулист не останавливается на достигнутом, ему начали завязывать руки за спиной. На какое-то время его «офтальмологическая» практика прекратилась… Но лишь на какое-то время. Во время очередной прогулки, когда от него уже не ожидали (перерыв был довольно большим), он умудрился выколоть глаз одному из пациентов… пальцем ноги! Целеустремленность, достойная восхищения.
История, достойная «Шинели» Гоголя. Один из пациентов был в прошлом военным. И все бы ничего, если бы он всю жизнь не ходил в одном и том же военном мундире. Всегда. И днем и ночью. Форма была уже очень и очень старой, протертой, но он был верен ей! Романтика? Не скажите. Ведь когда мундир относили в стирку, он ходил голым, не признавая никакой другой альтернативы. Пациент был тяжелым, поэтому практически жил в психиатрической больнице… Прошло несколько лет, и вот после очередной стирки мундир пополз по швам. Его пытались хоть как-то восстановить, делали копию, но мужчина знал свой мундир и не согласился на замену. Когда любимой одежды не стало, он всю оставшуюся жизнь проходил голым. Даже зимой, когда нужно было перейти из одного корпуса в другой, он шел без одежды…
Один из пациентов психиатрической больницы страдал неврозом навязчивых состояний. Он считал, что должен постоянно творить. В противном случае произойдет что-то плохое. Он хорошо рисовал и вообще оказался действительно творческой личностью. Проблема заключалась в том, что, по его мнению, нужно было что-то делать постоянно – рисовать, мастерить, лепить… Когда нужно было делать перерыв на обед, на сон, он очень нервничал. И еще ему казалось, что от любого его бездействия могут пострадать люди. Каким образом, он не знал. Более того, он понимал, что это патология, и очень хотел излечиться. Помогла ему в этом трудотерапия. Его творческий трудоголизм оказался зимой очень полезным – он лепил из снега скульптуры, украшал территорию больницы, постепенно отвлекаясь от навязчивой мысли – если он сделает паузу, то случится что-то ужасное. Это один из положительных примеров, когда человек смог избавиться от своего недуга. Или, по крайней мере, минимизировать его.
