свою очередь, будут образцами для последующих поколений…»
Весь этот текст состоял из изречений древнейших китайских мудрецов и заключал в себе главнейшие правила господствовавшей в народе морали тех времен.
Прочтя громко эти правила, Конфуций сказал окружавшим его:
– Я смотрю на эти правила как на перечень всего, что только можно сказать полезного… Я убежден, что, научившись применить эти правила к делу, можно быть близким к совершенству. Постараюсь воспользоваться ими и вам всем то же советую!
Из храма Света Конфуций направился в другие храмы, где богдыханы воздавали почести своим предкам. Мандарины, на обязанности которых лежали присмотр и забота об этих покоях, приняли его с величайшим почетом и усадили на возвышенное место. Во время беседы Конфуций поражал их своими знаниями. Тем не менее он и здесь не упустил случая ближе ознакомиться с обычаями и церемониями, принятыми в Чжоу, чтобы узнать, насколько они расходятся с древними постановлениями. Он расспрашивал так подробно и входил в такие мелочи, что один из присутствующих заметил:
– Как же это? О нем говорили, что он все знает, а он между тем обо всем расспрашивает…
Услышав эти слова, Конфуций сказал:
– Вот в этом-то и заключаются церемонии.
Как мы увидим далее, Конфуций придавал, и не без основания, большое значение церемониям. Знакомясь и внимательно изучая обычаи и церемонии Чжоу, Конфуций, кроме того, занимался изучением музыки под руководством своего хозяина.
Так прожил он в Чжоу два года. В это время он виделся с Лао-цзы, жившим в уединенной пещере в окрестностях города. Беседуя с Конфуцием, Лао-цзы, верный своему учению, упрекал Конфуция за славу, которая ходит о нем в народе, за многочисленных учеников, за его честолюбие и в заключение высказал свое мнение о том, каков должен быть истинный мудрец.
– Мудрец, – сказал Лао, – чуждается света; он не только не домогается, но избегает почестей. Вполне уверенный, что после своей смерти он оставит добрые правила тем, которые способны запомнить и усвоить их, истинный мудрец не доверяется всякому встречному, а соображается со временем и обстоятельствами. В добрые времена он говорит, в тяжелые – безмолвствует. Обладатель сокровища скрывает его ото всех, чтобы сокровища не похитили, и никому не разглашает, что у него есть сокровище. Истинно добродетельный своей добродетели напоказ не выставляет и не трубит в уши всем и каждому, что он мудр и добродетелен… Вот все, что я хотел сказать вам! Воспользуйтесь тем, что от меня слышали…
Возвратясь обратно, Конфуций долгое время хранил молчание и затем, обратившись к ученикам, сказал:
– Вообразите себе дракона, кольцами неизмеримого туловища объемлющего всю вселенную… Таков разум Лао-цзы…
Глава 4
После двухгодичного пребывания в Чжоу Конфуций, увидев и изучив все, что ему хотелось, решил возвратиться в княжество Ци. Рассказывают, что, когда он, спустя несколько времени после возвращения, явился во дворец к князю, у последнего был концерт, во время которого исполнялось музыкальное произведение, созданное богдыханом Шунем за 1730 лет до Р. X. Это произведение называлось «Шао-юэ», и предназначалась эта музыка для того, чтобы «рассеивать мрачные мысли и укреплять сердца в любви к долгу». Эта музыка произвела такое сильное впечатление на философа, что он в продолжение трех месяцев не мог думать ни о чем другом и самые изысканные блюда потеряли для него всю привлекательность.
В княжестве Ци Конфуций на этот раз пробыл недолго. Видя, что юный князь, по ветрености и легкомыслию, не в состоянии понять и усвоить его учение, философ вернулся на родину в княжество Лу, оставив в Ци для распространения своего учения нескольких учеников. В Лу в это время начались смуты, князь Лу был изгнан, и управлением овладели, образовав олигархию, несколько знатных фамилий. В Лу Конфуций прожил пятнадцать лет безо всякой должности, как говорит Легг. По другим данным, напротив, Конфуцию была дана второстепенная, ничтожная должность, от которой ученики советовали ему отказаться.
– Ни за что, – отвечал им Конфуций, – отказ мой приняли бы за гордость. Указывая другим на путь добродетели, мы первые должны идти по нему, только тогда у нас могут быть последователи!
Все время жизни в Лу Конфуций посвятил распространению своего учения. Способ его преподавания был перипатетический – он поучал и словом, и делом, пользуясь каждым случаем. Мы приведем из этих бесед наиболее интересные.
Еще будучи в Чжоу, однажды ученики застали его внимательно смотрящим на течение реки.
– Учитель, – сказал один из них, по имени Цикун, – полезно ли созерцание текущей реки?.. Вещь, кажется, самая обыкновенная.
– Вы верно говорите, – отвечал Конфуций, – течение реки по ее естественному или руками вырытому руслу вещь самая обыкновенная, известная всем и каждому… Но вот чего никто не знает, и это не совсем обыкновенно: соотношение и сравнение реки с учением. Это самое сравнение и занимает меня. Воды, думал я, текут безостановочно, днем и ночью, текут до самого устья реки и там впадают в море. Учение Яо и Шуня текло таким же образом до нашего времени; мы, в свою очередь, как живые волны, понесем его вдаль, передадим последующим поколениям, и так до скончания веков. Не будем же
