Минула зима, весна плавно перетекла в лето.
В городе ощутимо потеплело, насколько вообще может потеплеть в северном стане. По такому случаю, я взяла на работе отпуск, с намерением отлежаться, попытаться окончательно собрать пазл с названием «Внутренний мир Златы Полещук».
В один из вечеров, традиционно уже поболтав с Маринкой по скайпу, я вышла на вечернюю прогулку. Не то, что бы искала приключений на свою многострадальную задницу, как могло бы показаться со стороны, скорее это был вынужденный призыв к действию. Нечто вроде: попробуй, пройдись до ближайшего кафе, закажи мороженое, посмотри, люди вокруг самые простые. Тут не мелькают камуфляжные спецовки, никто не несет за плечом автомат!
Я не заходилась в ужасе от вида крепких мужчин, не паниковала, когда коллеги мужского пола приобнимали – иногда в шутку, иногда поздравляя с праздниками. Не истерила и не плакала больше по ночам в подушку, все это осталось в прошлом. В той самой Маринкиной однушке, где простыни пахли земляникой и лимоном. Но, отчего-то за все прошедшее время, так и не могла переступить одной немаловажной черты – после изнасилования у меня не было секса.
С одной стороны, отсутствие контакта не играло важной роли. С другой, я в полной мере осознавала, что этот рубеж – последнее, что отделяет меня от возвращения к полноценной жизни. Сколько бы я не зарабатывала, на какой бы машине не ездила, как бы не задирала нос, этот последний комплекс губил всю мою самопальную реабилитацию.
Именно поэтому я полюбила вечерние прогулки. Заходила в рестораны и кафе, иногда делала заказ, иногда брала кофе на вынос и шла бродить по темным улицам. Прогуливалась по набережной, куталась в теплую вязаную кофту и топала себе, глядя под ноги – искала смелость где-то там в собственных глубинах.
Забегая наперед, скажу, что благодаря таким вылазкам и произошли две важные встречи.
В тот летний вечер, когда я, как уже было сказано, поболтала с Маринкой по скайпу и вышла на прогулку, произошла первая – я нашла Счастливчика.
Конечно, для полноты образа «сильной и независимой» женщины, мне не хватало кота. Естественно, я не смогла пройти мимо.
Было прохладно: порывистый ветер шелестел в кронах деревьев, а когда опускался ниже, пробирал до костей. Шел двенадцатый час ночи, прохожие на улице практически не встречались. Я уже возвращалась домой после вечернего променада: вдоволь набродившись и объевшись фисташковым пломбиром, как вдруг в одной из подворотен, услышала шум.
Бесспорно, печальный опыт, имевшийся за плечами, должен был встряхнуть мой здравый смысл и заставить ускорить шаги, но я остановилась.
- Никто больше не обидит меня. Этот город не приграничный, тут нет никаких военных объектов, и люди здесь не ходят с автоматами. Для всех остальных, кто пожелает мне зла, в кармане есть газовый баллончик и острозаточенная опасная бритва, - говорила тихо, для себя. Так, будто меня уговаривал некто близкий. Звук собственного голоса успокаивал.
Кивнув в такт словам, повернула налево – в ту самую подворотню и пошла на шум.
В узком тупике между домами находились мусорные баки. Подойдя ближе, я сразу разглядела того, кто шумел. Зачинщиком гама оказалась собака, пытающаяся запрыгнуть на высокий контейнер, на крышке которого сидел Счастливчик. Я сразу так окрестила кота, что сидел в позе копилки, обняв лапы полосатым хвостом, потому что его нельзя было назвать никак иначе: выражение усатой морды оказалось настолько величественным, что в сравнении с ним мерк даже философский налет буддийского спокойствия. Худой, грязный, одноглазый кот совершенно равнодушно смотрел на собаку, которая царапала когтями железный бок контейнера. А та же, не обращая на меня никакого внимания, исходила лаем, пускала из пасти горячую слюну и пыталась-таки забраться на крышку бака.
Долго не раздумывая, я схватила какую-то подвернувшуюся под руку палку, кажется, это был обломок от деревянного ящика, и подошла ближе. Собака была мелкая, но, похоже, бешеная. Заметив, наконец, меня, стала лаять еще более визгливо и тонко: от этих звуков хотелось зажать уши.
Ополоумев, зверюга кидалась на палку, оставляя на той пенящуюся слюну. Я едва успевала уклоняться от пасти, подставляя вместо ног деревяшку и всячески топала, шумела, пытаясь напугать, отогнать спятившего пса, но он таки исхитрился цапнуть меня за ногу. Больно было лишь мгновение, потом я отбросила палку, достала из кармана бритву и, дождавшись очередного броска, присела, всадив лезвие куда-то в бок. Тут же раздался дикий крик боли, скулеж, от которого еще более заложило уши. Из собачьей пасти брызнула пена, тельце задергалось, завозилось. Дрожащими от адреналина руками, я вынула лезвие, свернула его, механически сунула в карман, так не поняв – убила пса, или только покалечила. Потом, стараясь не смотреть в его сторону, подхватила несопротивляющегося кота и поспешила домой.
