Поцеловал ведь тогда властно, прижал до боли, сказал: «жаль, не попробовал». И этими словами подчеркнул – будь иначе, может, и присоединился бы, была бы тогда одна на троих. Может, им не впервой была подобная практика.
И вот сейчас – сама пришла к нему, разве что, не крича в рупор: я всё помню! Не дура ли? Дура, как пить дать. Помню тот его запах – смесь пыли, воды, машинного масла, терпкий вкус его губ, с никотиновой горчинкой. Силу рук, что прижимали к себе почти больно, но удивительно бережно, колючую ткань форменной спецовки, что царапала ладони. Помню холод стального приклада, длинное дуло, что смотрело под ноги, и его пальцы, застрявшие в моих волосах. Помню, как забывшись, он укусил меня за губу, лизнул язык, и почти впечатав меня в себя, поцеловал до головокружения. Он не брезговал и словно бы не знал, что за час до того, я была с другими. Против воли, но была. И что тело мое осталось испорченным, грязным. Ему было все равно – так сладко, так жадно он целовал.
- Не надо, - резко сказал Третий, не давая вымолвить и слова. – Не вспоминай. Пока еще нет. Просто побудь собой, дай полюбоваться.
Я засмеялась – от дикости и странности происходящего. Засмеялась тихо, но искренне, подняв лицо к потолку.
- Я думала, что в радиусе километра кроме меня нет больше сумасшедших, но, оказалось, ошиблась, - сказав, отдышалась, подула на чай и пригубила.
Напиток был крепким, терпким, с запахом полыни.
- У тебя ямочки на щеках, - сказал Третий, и от этих слов что-то оборвалось у меня в животе, разлилось теплом у самого края, запульсировало. И те мысли – о поляне, запахах и вкусах, нахлынули, затопили. Кровь прилила к щекам, сердце заколотилось: такой внезапной реакции от себя я никак не ожидала, но телу было глубоко плевать на желания и ожидания.
Внизу живота заныло. Я шумно вздохнула и прикрыла веки. Черт возьми, этого просто не может быть!
Посмотрев на Третьего, увидела, как его зрачки стремительно поглощают радужку. Как разливается чернота, как мгла стирает рыжеватые крапинки, оставляя за собой огонь. Жар.
Мы смотрели друг на друга, целую минуту, и с каждой секундой, самые тайные, дикие, странные желания проступали у нас на лицах, испарялись сквозь поры на коже, и воздух раскалился добела. Это было притяжение, какого я не испытывала ни разу в жизни – ни к одному мужчине. Чтобы вот так – смотреть в глаза, и представлять, как он подходит, как властно берет за лицо, как целует, и его руки проводят по животу, накрывают спину, смело движутся вниз… такого не было никогда.
В горле пересохло, я облизала губы и уловила, как шумно сглотнул Третий, заметив этот жест.
Не помню как, где взяла силы, но я подскочила, ринулась в прихожую – обуваться.
Бежать. Прочь.
Он нагнал меня спустя секунду. Прижал к стене сильным, гибким, горячим телом. Подняла глаза и встретилась с его взглядом – жарким как пламя, и в этом безумии можно было сгореть, раствориться без следа.
Мидас взял мое лицо в ладони – как тогда на поляне, и я снова вцепилась в его свитер руками. Потянулась к нему – сама. Он наклонился стремительно, так же порывисто накрыл мой рот губами. Мы сплелись языками – сладко, до дрожи возбуждающе. Я ощущала эту дикую пульсацию у себя внутри, острейшее нетерпение соединиться, слиться…
Третий прижал меня сильнее, впечатал в стену. Я уже гладила его спину под свитером, ощущая, как перекатываются под ладонями мышцы, он же прижимал меня к себе за ягодицы, и я неосознанно терлась об него, наслаждаясь ощущением…
Я так хотела его – тут, сейчас, что отнимало ноги. Дернула молнию на его брюках, затем на своих. Третий крепче подхватил под ягодицы, я обняла его талию ногами. О том, что диван в двух шагах, о том, что нужно предохраняться, о том, что пришла сюда по делу – забыла напрочь. Задрожала всем телом, когда он одним движением скользнул внутрь.
Третий же, со свистом втянул воздух, задвигался – порывисто, мучительно сладко. Я не успела закрыть рот, как мгновенный, острейший, внезапный оргазм прокатился по телу – пробирая до костей, заставляя кричать и брыкаться.
Кажется, потом я бессвязно бормотала, стонала, шипела сквозь зубы что-то невнятное, а Третий жадно впивался в мои губы.
Это было сумасшествие, наваждение, похоть такой силы, что сводило зубы. Я сорвала голос, искусала Третьему рот и шею, а когда очередная волна: тягучая, сладчайшая, накрыла меня с головой, вцепилась ему в волосы и почти отключилась. В глазах мелькали черные точки, но я услышала, как он запульсировал во мне, как тихонько застонал…
Я пыталась дышать, но сердце билось рывками – то частя, то замирая. Мы полулежали на полу в прихожей. В голове было так пусто, а в теле так одуряюще томно, что не хотелось шевелиться. Подумать хотелось о многом и в то же время – ни о чем.
