Речь идет о болезни Платонова, см. п. 317.
1009
По данному письму-заявке предполагалось заключение договора с издательством на 1947 г. и выплата аванса, в котором Платонов в это время так нуждался.
1010
Беловик письма не выявлен. Нельзя исключить, что письмо не было переписано набело и отослано, в связи с началом широкомасштабной кампании критики рассказа «Семья Иванова», открытой статьей В. Ермилова «Клеветнический рассказ А. Платонова» в первом номере «Литературной газеты» 1947 г. (4 января). Ермилов, принимавший вместе с Фадеевым самое активное участие в погроме Платонова 1938–1940 гг. (см. прим. 2 к п. 243), был утвержден редактором «Литературной газеты» на заседании нового секретариата ССП 4 октября 1946 г. (РГАЛИ, ф. 631, оп. 15, ед. хр. 774, л. 60) и провел анализ рассказа «Семья Иванова» в строгом следовании установкам партийного постановления о ленинградских журналах, резолюции президиума ССП и многочисленных выступлений Фадеева осени-зимы 1946 г.: «чудовищная пошлость, которая приобретает характер злобной издевки»; «кощунственный характер рассуждений жены Иванова»; «гнуснейшая клевета на советских людей, на советскую семью»; «пакостное воображение» автора; «мрак, цинизм, душевная опустошенность, которые составляют тон, колорит, атмосферу всего рассказа»; «самая дурная «достоевщина»»; «манера «юродствующего во Христе»»; «нездоровая тяга ко всему страшненькому и грязненькому»; «уродливый, нечистый мирок героев А. Платонова» и т. п. Рецензия заканчивалась обращением к редакции «Нового мира», подписавшей к публикации «чуждый и враждебный советскому народу рассказ А. Платонова» (републ.: Воспоминания. С. 467–473). Фадеев выскажется о «Семье Иванова» на страницах главной партийной газеты: «Не менее серьезным идейным провалом является напечатание в № 10/11 журнала «Новый мир» лживого и грязноватого рассказца «Семья Иванова». Автор не видит и не желает видеть лица советского человека, а уныло плетется сзади, в хвосте, являя собой пример обывательской отсталости, косности и пошлости, перерастающей в злопыхательство. Пора бы уже редакциям журналов понять, что такие и им подобные «произведения» не только глубоко чужды самому духу советской литературы, а это и не литература вовсе – это выползающая на страницы печати обывательская сплетня» (
1011
См. п. 316.
1012
В феврале 1946 г. А. Фадеев был избран депутатом Верховного Совета СССР 2-го созыва (1946–1950).
1013
Летом 1945–1946 гг. в центральных областях СССР была засуха, что привело к голоду 1947 г. Эта тема в советской печати не обсуждалась. В конце февраля 1947 г. состоялся пленум ЦК ВКП (б), посвященный вопросам сельского хозяйства, принимается специальное постановление «О мерах подъема сельского хозяйства в послевоенный период»; решения февральского пленума по сельскому хозяйству обсуждаются на партийном собрании ССП. Выступавший на собрании зам. министра сельского хозяйства СССР С. Хошатария обратился к писателям с призывом – «осознать величие задач, поставленных партией перед колхозной деревней», «оперативно» откликнуться «на нужды колхозной массы в форме очерков, брошюр, листовок и т. д.» (Кровное дело советской литературы. На партийном собрании Союза советских писателей СССР // ЛГ. 1947. 22 марта. С. 1). Платонов оперативно отзывается на этот призыв и, опираясь на свой собственный опыт мелиоратора в борьбе с засухой 1921 г., отправляет в мае 1947 г. в Министерство сельского хозяйства предложения об учреждении общества страхования урожая сельскохозяйственных культур (см. письмо из Управления делами Совета министров СССР от 31 мая 1947 г.: РГАЛИ, ф. 2124, оп. 1, ед. хр. 11, л. 2) и пишет статью «Страхование урожая от недорода (Новая задача четвертой пятилетки)» (см. п. 339).
1014
Ответ на январские письма Бокова 1947 г., проникнутые любовью к Платонову и желанием поддержать его: «Дорогой Андрей Платонович! Почему Вы не пишете? Уже не больны ли и не случилось ли что? Позавчера получил письмо от Пришвина, оно меня очень ободрило. В августе 47 г. у меня кончается «служба» и я буду в Москве, тогда увидимся. Думаю, что за эти годы вы много нового познали, как и я. Буду слушать Вас как ученик, но, может быть, чему поучу и Вас: всего набрался в «университетах». Всегда помню и говорю о Вас с силой прежней любви…» (письмо от 23 января); «Из письма Елагина я узнал, что Вам очень плохо, туберкулез и разрушительные палочки Ермилова мешают жить. Так больно, так много гнева против всех Ваших врагов: как смеют они поднять руку на чистый, своеобразный цветок литературы? Кто дал им право? Наглость и инстинкт самосохранения. Они уитменовские пузырьки, плывущие по поверхности с открытыми ртами, готовыми для принятия пищи. Это охотники за бутербродами. Мне очень больно, что я не могу заступиться за Вас, но я всегда с Вами и преклоняюсь перед Вашим редким талантом, который я не раз тщетно пытался осмыслить и охарактеризовать словами в письмах издалека. Не знаю, получили ли Вы их» (письмо от 30 января // ИРЛИ, ф. 780, л. 37–39). Именно из писем В. Елагина Боков узнал не только об ухудшении здоровья Платонова, но и о начале новой кампании критики писателя (см. прим. к п. 320).
