Она хотела уйти так же, как и явилась – через окно, по крышам, но князь не разрешил. Улыбнулся, быстро одеваясь, помог деве застегнуть рубаху:
– Нет уж, милая, пойдем-ка, я тебя провожу.
– Да я б и…
– Нет, пойдем. Ты уже как-то раз чуть не сорвалась.
Рогнеда вскинула брови:
– Откуда знаешь?
– Так мои люди всегда за тобой следят, – расхохотался Довмонт. – Когда ты тут лазишь.
– Следят? Значит, ты…
– Все знаю. Жаль, ты редко бываешь…
– Чаще не могу… пойми…
Девушка опустила ресницы и, чмокнув князя в губы, взяла его за руку:
– Ну, пошли? Да… а кто следит-то?
– Да уж не кто попало, не бойся, – покивал князь. – Гинтарс – вернейший мой человек.
– А! Тот красавчик литвин…
– Но-но! Не очень-то на людишек моих засматривайся.
На улице еще было темно, но восточный край неба уже алел рассветом. Еще немного и станет светло, запоют ранние птахи, и первый луч солнца упрется в слюдяные окна хором.
– Я отворю ворота, мой князь, – верный Гинтарс возник из темноты, неслышно, как оборотень.
Разбойница вздрогнула и тут же улыбнулась, сверкнула глазищами из-под мохнатой, натянутой на самый лоб шапки:
– Здрав будь, отроче.
– И ты будь здрава, дева.
Литовец вежливо поклонился и принялся лично отодвигать тяжелый воротный засов. Конечно, стража была в курсе дела, но так, поверхностно: мол, кого-то надобно выпустить без лишних слов. Кого именно – им знать было не надо, хватало и Гинтарса. Сей верный ратный слуга уже был пожалован князем землицей и званием сотника. С того момента, как Довмонт – тогда еще Даумантас – впервые увидел парня еще совсем мальчишкою, прошло уже около четырех лет. За это время Гинтарс вырос, раздался в плечах и вытянулся… но по-прежнему оставался все тем же добрым и преданным парнем с копною светлых волос и горящим взором больших светло-голубых глаз.
На траве уже выпала роса. По светлеющему небу побежали сизые облака, подул ветер, и Довмонт заботливо запахнул на Рогнеде плащ.
– Смотри, не простудись, девица.
– Уж как-нибудь. Прощай.
– Прощай…
Одарив на прощание улыбкою, разбойница скрылась в ночи… и тотчас где-то за углом, за длинной оградою, заржали кони. Послышался стук копыт…
– Уехала, – улыбнулся князь. – Ну, в добрый путь…
Князь… Аспирант Игорь Викторович Ранчис, петербуржец с литовскими корнями… именно им и был когда-то кунигас Даумантас, псковский князь Довмонт. С помощью языческих литовских жрецов сознание Игоря перенеслось далеко в прошлое, дабы уничтожить проклятье Миндовга, вплотную касавшееся семьи Ранчисов.
Довмонт принял крещение – только имя Христа могло справиться с языческими проявлениями сознания. Только как христианин, Игорь смог сохранить свой разум… ставший частью сознания Довмонта. Навсегда. Без всякой надежды на возвращение. Более того – именно это и сняло проклятье Миндовга. Там, в том мире, все остались живы. И Лаума, сестра, и юная красавица Ольга… невеста… а теперь уже – и жена.
Кирилл Осетров, верный человек Степана-тиуна, начал свой сыск с небольшого торжища, что притулилось на самом краю Застенья, невдалеке от высокой крепостной стены, выстроенной недавно по приказанию князя и с одобрения веча. Вообще-то во Пскове имелся и большой рынок, где, окромя русских торговых гостей, бойко торговали и купцы из Риги, Ревеля, Дерпта. На запад из Пскова шли караваны с мехом, медом, воском, кожей, щетиной, салом, льном и многим другим. Иноземные же купцы везли в Псков золото, серебро, медь, олово, свинец, сукно, полотна, драгоценные камни, вина, пергамент… Но это все – большая ярмарка, далеко не каждый день бывала. На каждый же день – вот, торжище. Кому пироги, кому квас, кому зелень. Уже и ягоды и первые грибы пошли – ими торговали мальчишки. Просили недорого, Кирилл остановился прицениться, завел разговор.
