Садко от страха заснул на дубовой доске – в былине трижды подчеркивается, что она была именно дубовая, и эта характерная деталь в очередной раз указывает, какому богу предназначалась эта жертва. Сон Садко служит как бы переходной ступенью для его перемещения в потусторонний мир. Проснувшись, он обнаруживает себя на дне Океан-моря в белокаменных палатах морского царя. В одном из вариантов былины есть чрезвычайно важное место, где, упрекая Садко за то, что он по морю плавал, а дани не платил, Морской царь говорит:
Если потопление или поглощение человека было для Морского царя вполне естественно, то угроза сжечь Садко огнем является для владыки вод абсолютно противоестественной, но зато совершенно закономерно звучит в устах Перуна как владыки грома и молнии – небесного огня. Следовательно, и эта угроза, необъяснимая с других позиций, является еще одним доказательством тождественности Перуна и былинного морского царя.
Затем он приказывает Садко играть на гуслях и начинает плясать под его игру, в результате чего на море начинается сильная буря, топящая многие корабли. Так в глубине вод гусляр обретает прозрение истинной сути этого явления, что, по всей видимости, в первоначальной версии мифа и являлось главной целью героя. Дальше в былине Садко является Никола Можайский, велящий ему порвать струны на гуслях. Гусляр так и делает, царь перестает плясать, и море успокаивается. После этого царь морской решает женить Садко и предлагает ему на выбор от 30 до 900 (в различных вариантах) своих дочерей, олицетворяющих земные реки. Эта черта опять-таки напоминает семь сестер-рек в окружении Варуны. С помощью святого гусляр делает правильный выбор, ложится спать, а проснувшись, оказывается на земле около Новгорода. Первоначальный конец былины заслонен от нас более поздними христианскими напластованиями. Понятно, что в христианские времена в ней не мог открыто упоминаться Перун, который поэтому был заменен на более нейтрального Морского царя. Впрочем, подобная эволюция была свойственна и его индийскому собрату, который из верховного бога мироздания на поздней стадии развития индуизма также превращается в бога моря по преимуществу. В главе 1 части I книги «„Голубиная книга“ – священное сказание русского народа» был разобран зафиксированный еще «Ригведой» миф о Варуне и его некогда любимом певце и мудреце Васиштхе, на которого бог, разгневавшись, наслал водянку. Очевидно, что ядро мифа о боге и сначала обласканном, а затем наказанном им певце восходит к периоду индоевропейской общности, но получило в Индии и на Руси свое оригинальное развитие. Общность этого достаточно редкого сюжета еще раз доказывает генетическое родство богов Варуны и Перуна, восходящих к единому прообразу.
Совершенно независимо от былины о тождестве языческого громовержца и Морского царя свидетельствует один заговор, содержащий в себе звуковой намек на имя бога: «Морской глубины царь, пронеси ретиво сердце раба (имя рек) от песков сыпучих, от камней горючиих, заведись в нем гнездо оперунное»[52]. Звуковой намек на имя бога, которому посвящен тот или иной священный текст, был не редкостью в индоевропейской традиции и периодически встречается в РВ. Так составитель заговора совершенно недвусмысленно намекнул, что Морским царем является Перун. Если ведийские гимны говорят о поддержке и защите Варуны, но не конкретизируют, в чем она выражалась, то русские заговоры более подробны в отношении защиты Морским царем снискавшего его благосклонность человека: «И пойду я, раб Божий (имя рек), ко святому морю-Акияну, помолюсь и поклонюсь царю морскому. Отворяется морская пучина, выходит царь морской к рабу Божию (имя рек) на помощь и на пособь, на Божию милость точно. И ставит царь морской железныя тыны от земли до неба, от неба до земли: и около меня, раба Божия (имя рек) ставит и тынит железные тыны от земли до неба, от неба до земли; меня, раба Божия (имя рек) в те же тыны тынит; ёй Божий, и подите вы всякие порчи, всякие прикосы… в морскую пучину, под бел камень, под белой остров, а тамо выходу нень»[53]. Таким образом, защита Перуна мыслилась физически, зримо как огромная железная стена, надежно отгораживающая человека от всех напастей со всех сторон.
Тесная связь Перуна с водой, ассоциировавшейся у многих народов с загробным, потусторонним миром или средством переправы туда, логически подводит нас к связи Перуна и с этой областью мироздания, подтверждаемой и другими источниками. Этот аспект Перуна объективно усиливался также тем, что он был громовержцем, мог убить человека молнией, в его власти было не дать дождя и обречь земледельца на голодную смерть, как бог войны он мог послать поражение и смерть в битве, как морской царь мог утопить человека, и, наконец, он был связан с человеческими жертвоприношениями. Связь воды
