- Ну попробуйте, Елизавета Андреевна. Что именно Вас интересует?
- Ну, например, когда твой день рождения?
- Еще не скоро, – говорит он, подливая мне еще немного мартини.
- Когда? – настаиваю я.
- Весной.
- Какого числа?
- Восьмого, – я хмурю брови. Роберт усмехается, целует меня в щеку. – Восьмого мая, - шепчет мне на ухо.
- Хорошо. Почему ты носишь только белые рубашки, футболки, и так далее?
- Почему? Наверное, потому, что мне нравится белый цвет.
- Это не ответ, - говорю я. – Мне, например, нравится темно-синий цвет. Но я же не ношу постоянно одежду только этого цвета.
- Не знаю, малышка. Это привычка. Может потому, что белый цвет холодный, но, несмотря на это, олицетворяет чистоту. Чистоту, которой так не хватает в моей жизни. Я не знаю, я давно уже ношу только белый верх, хотя бывают и исключения.
- Мне кажется, ты чего-то не договариваешь, и за этим цветом кроется что-то еще.
- Возможно, ты права. Но я не хочу сейчас об этом говорить, – уже серьезно, ледяным тоном говорит он. Я понимаю, что эта тема ему не приятна, но никак не могу уловить, причем здесь белый цвет.
Роберт забирает из моих рук бокал, ставит его на поднос, берет очередную ложечку уже подтаявшего мороженого, подносит к моим губам. Он кормит меня мороженым, намеренно пачкая мои губы, впиваясь в них уже не нежным поцелуем, поглощая меня.
- Нет, стоп. Остановись, – отрываюсь от его губ. – Ты сказал, что сегодня хочешь видеть меня только в своем подарке, – говорю я, снимая его футболку, швыряя ее на пол.
