затем поворачивает назад и находит шоссе. Я поначалу держусь почти на самом краешке сиденья, так крепко сжимая его кожаное покрытие, что мои руки начинают потеть, и высматриваю в зеркале заднего вида, не едет ли кто-нибудь за нами. Я ожидаю в любой момент увидеть мигающие проблесковые маячки полицейских машин и услышать завывание их сирен. Но чуть позже я уже клюю носом на этом удобном кожаном сиденье: я очень устала, и шуршание шин набирающей скорость машины по асфальту шоссе действует на меня усыпляюще.
Когда я просыпаюсь, мы уже стоим – по-видимому, на какой-то придорожной площадке для автомобилей. Сол вылез из машины и курит: я догадываюсь об этом по светящемуся и двигающемуся в темноте кончику его папиросы. А еще Сол, похоже, с кем-то разговаривает.
Я резко выпрямляюсь, и во рту у меня становится сухо. Кто там может быть?
Я приоткрываю окошко, и в ноздри мне врывается сильный запах навоза. Теперь я вижу, что Сол разговаривает по телефону. Он говорит так, словно кого-то о чем-то упрашивает.
– Пожалуйста, – слышу я. – Я обещаю, что на этот раз…
Он то и дело нервно проводит ладонью по своим коротким волосам. Я догадываюсь об этом, видя, как перемещается оранжевый кончик его папиросы.
– Да, я знаю. – Он пытается что-то объяснить, но тот, кто на другом конце линии, его не слушает, а все время говорит сам. Это ясно, потому что Сол то начинает фразу, то запинается, а движения его рук, головы и тела – дерганые и напряженные. – Да, но… – Пауза. – Да, я знаю, Дин. Я знаю, что она неуправляемая. – Пауза подольше. – Да, хорошо, я понял. Да. Хорошо. Увидимся там.
Он выбрасывает папиросу и идет обратно к автомобилю. Что-то подсказывает мне: я не должна была слышать этот разговор, а потому я притворяюсь спящей. Когда он садится в машину и хлопает дверью, я делаю вид, будто только что проснулась.
– Привет, – произношу я вполне правдоподобным заспанным голосом. – Где мы?
– Думаю, милях в пятидесяти от Лондона, – говорит он, но каким-то тревожным тоном.
Я чувствую: что-то не так. Он вытаскивает из кармана табак и сворачивает еще одну самокрутку.
– Значит, осталось уже немного, – отвечаю я, делая вид, что приободрилась, хотя в действительности внутри все сводит от напряжения.
Он закуривает папиросу и выезжает на дорогу с площадки, покусывая ноготь большого пальца.
– Сол, что-то случилось? – спокойно спрашиваю я.
– Ничего. – Он пытается улыбнуться.
– Пожалуйста, скажи мне.
– Просто…
Он замолкает.
Мне знакомо это молчание. Это молчание измученной души – молчание в тот момент, когда человек решает, излить ему сейчас душу или нет.
– Ты можешь мне доверять, – говорю я.
– Правда?! – Он смеется, но радости в его смехе нет. – Я не такой глупый.
– Ты можешь мне доверять, – повторяю я.
– Лори. – Он бросает на меня взгляд. – Не сейчас. Лучше поспите еще.
Я больше спать не собираюсь: я хочу бодрствовать, присматривать за ним, отвлечь его внимание от того, что его пугает, – но я очень устала, а в машине так тепло, что я вскоре снова начинаю клевать носом.
– Нам нужен бензин, – слышу я голос, прорвавшийся сквозь сон о том, как я делаю бутерброды с ветчиной Полли на обед. Я не могу различить, чей это голос.
– Мне скоро придется остановиться, – снова слышу я.
Я моргаю. Веки моего отекшего глаза из-за чего-то слиплись. Я тру его.
– Лори! – Тон становится более настоятельным. – У вас есть деньги на бензин?
– Извини. – Я пытаюсь прогнать дрему и сосредотачиваю свое внимание на Соле, чувствуя легкое недомогание и полную дезориентацию. На меня начинают действовать голод и обезболивающие средства. Я роюсь в карманах и достаю деньги. – Это все, что у меня есть.
Сол бросает насмешливый взгляд на то, что я держу в руках, – измятую банкноту и несколько монет.
– Слишком мало. Эта машина жрет много бензина, – говорит он.
Он снова смотрит прямо перед собой, обхватив руками руль.
На приборной панели мигает индикатор уровня топлива.
Нет, дело не в голоде и не в болеутоляющих. Все дело в страхе. Моя жизнь постепенно превращается в какое-то безумие, которое я не могу понять и не могу контролировать.
Впереди в темноте прорисовываются очертания автозаправочной станции. Челюсти у Сола крепко сжаты. Он включает индикатор поворота налево. У меня появляется какое-то неприятное предчувствие, хотя я с радостью вижу на дорожном указателе, что мы сейчас где-то на трассе М25.
