И как-то умоешься этой чистотой…
Вечером смотрел «Битва в пути». Роман лучше картины.
Перед сном читал Есенина — «магия поэзии» в чистейшем виде!
Стихи Ирины Николаевны Голенищевой-Кутузовой, посвященные мне.
1924 г. Белград, Югославия.
(Карандашный автограф И.Н.Голенищевой-Кутузовой, переписанный затем Ю. Софиевым — Н.Ч.).
***
посв. Юрию Бек-Софиеву
1924 г., 12/8, Ирина Голенищева-Кутузова, Белград.
Ирине было тогда 16–17 лет. Она была в меня влюблена и очень ревновала к Тане Аничковой, по совести говоря, никаких «роз я не мял».
Была она славная девочка и в мои студенческие годы кончала женский институт «благородных девиц» в Югославии.
9.
(Письмо Елене Лютц в Медон, — Н.Ч.)
Родная моя Лена!
Вернулся из экспедиции и нашел твое горькое письмо. Всей душой разделяю с тобой твое горе. По личному опыту знаю, что значит потерять близких. И впечатления эти остаются неизгладимыми на всю жизнь. И почему-то всегда — укором на совести!
Со смертью отца прошло почти 30 лет! А вот, иногда, зажмуриваешь глаза от жгучей боли. Жива для меня и смерть Ирины, так же как жива во мне и живая память об Ирине.
Не теряет своей остроты и трагедия наших отношений с моей матерью.
Это то, что при твоем характере (глубоко и прочно переживать) будет тебе еще тяжелее, чем мне. Но, родная моя, ведь надо жить и «малодушно не бежать страданий» — так мне думалось после смерти Ирины. Конечно, сейчас так думать гораздо труднее.
Откровенно говоря, «надо жить» — звучит как-то неумно и неубедительно. Почему «надо»? Надо, чтобы человек хотел жить… вопреки всему.
Я всегда хотел жить, вопреки всем испытаниям, видимо, потому, что у меня был всегда избыток эгоистической, неистребимой жажды жизни.
