О влиянии Евангелия на роман Достоевского «Идиот»

как заболевание ясновидцев и пророков.

На всем протяжении исследования я стараюсь показать характерные черты православных воззрений писателя, отразившихся сильнее всего в личности Мышкина, а также проследить развитие пронизывающих роман мотивов скандала, поскольку и они возникали в значительной степени под влиянием Евангелия.

Основное внимание уделяется мною анализу наиболее важной части окончательного текста. Творческая история произведения и сложный путь от неосуществленной его редакции к опубликованному роману освещены И. А. Битюговой и отчасти мною в комментарии к академическому изданию «Идиота», на который я нередко ссылаюсь. Анализ черновых записей Достоевского обычно дается в тех случаях, когда он способствует более глубокому пониманию произведения.

Я очень признательна моему научному руководителю профессору Виктору Террасу (1921–2003) за ценные замечания и неподдельный интерес к моей теме. В 1990 году он и сам опубликовал книгу об этом произведении Достоевского: «“Идиот”. Одна из интерпретаций»[5]. В ней ученый знакомит западных читателей с наиболее важными идеями академического комментария к роману, дополняя их полезными сведениями из многих работ иностранных авторов и не однажды перекликаясь с моей диссертацией. В письме ко мне Террас назвал ее «важным и ценным вкладом в достоевсковедение» и выразил надежду на то, что мое исследование будет опубликовано. Я счастлива тем, что надежда его осуществилась. Надеюсь, читатели извинят меня за то, что в книге почти отсутствуют ссылки на литературу о Достоевском последнего десятилетия. Я, разумеется, стараюсь с ней знакомиться, но постоянная работа с людьми, погруженность в их житейско-духовные проблемы, а также и другие монашеские послушания не оставляют времени для углубленного изучения этой литературы.

Ознакомление с различными интерпретациями «Идиота» неизбежно ставит перед исследователем вопрос, на который я стремилась ответить: «Что же, в конце концов, хотел сам Достоевский сказать своим романом?» К сожалению, я не раз убеждалась в том, что некоторые авторы, писавшие об «Идиоте», не уделили достаточно внимания даже вдумчивому прочтению его текста, не говоря уж об изучении творческой истории романа![6] По этим причинам, вовсе не претендуя на исчерпывающую полноту охвата своей темы, я пытаюсь, тем не менее, показать, в чем состояли вдохновленные Евангелием художественные устремления Достоевского в пору создания «Идиота», чтобы о романе можно было судить и с авторских позиций.

Несколько слов о техническом оформлении книги и о ее справочно-библиографическом аппарате. Ссылки на произведения и письма Достоевского даются в тексте по первому академическому изданию 1972–1989 годов (в скобках арабскими цифрами указываются тома и страницы). Курсив в цитатах обычно принадлежит Достоевскому. Слова, выделенные в цитатах мною, печатаются жирным шрифтом, а употребление мною курсива специально оговаривается.

Работы, упоминающиеся как в основном тексте, так и в подстрочных примечаниях, включены в библиографию, и ссылки на многие из них даются по списку условных сокращений.

Глава и стих Библии обозначаются арабскими цифрами, отделенными друг от друга двоеточием. В цитаты, используемые в этой книге, мною внесено одно изменение: слова «Бог», «Архангел», «Ангел», а также местоимения, заменяющие слова «Бог» и «Христос», пишутся с заглавной буквы.

* * *

Я храню в сердце память о своем учителе, Аркадии Семеновиче Долинине. Годы напряженной работы под его руководством дали мне редкую возможность приобрести навыки исследователя, текстолога и редактора, без которых книга не могла бы быть написана.

От души благодарю всех моих друзей в России, Великобритании и США за их ободрения и молитвы.

Мать Ксения (Соломина-Минихен)

Глава первая

1. О некоторых литературно-критических оценках романа «Идиот»

Поистине широкую известность и признание в России и за рубежом роман «Идиот» получил лишь в первой четверти XX века. При жизни писателя отклики на него даже и в русской печати были немногочисленны. Их добросовестный обзор сделан И. А. Битюговой в академическом комментарии к роману (9, 410–420). Самый значительный из отзывов принадлежит, как известно, Салтыкову-Щедрину, который говорит не только о национальном, но и об общечеловеческом значении романа. Щедрин видит в князе Мышкине «тип человека, достигшего полного нравственного и духовного равновесия», – не только русский идеал, но и воплощенную «цель не непосредственных, а отдаленнейших исканий человечества». Для него Мышкин – лицо, «полное жизни и правды», написанное с «высокой художественной прозорливостью» и совершенно особое «по глубине замысла». Щедрин говорит, что за запутанными и невыясненными жизненными вопросами, занимающими человечество в «данную минуту», «стоит нечто, не представляющее уже никакой запутанности и неясности. Это ясное и незапутанное есть стремление человеческого духа прийти к равновесию, к гармонии», т. е. к тому состоянию, которого, по мнению русского сатирика, Мышкин в значительной степени достиг. «Это, так сказать, конечная цель», – пишет Щедрин. Ввиду этой цели «даже самые радикальные разрешения всех остальных вопросов, интересующих общество, кажутся лишь промежуточными станциями!» По мысли Щедрина, Достоевским решена «лучезарная задача», «поглощающая в себе все переходные формы прогресса». Так, история человечества осмысляется Щедриным как долгий путь, ведущий через «промежуточные станции» различных форм прогресса к