сияния твоего нимба. Я не знаю, в каком состоянии ваши с Айви отношения, но хотя бы до суда тебе стоит сохранить ее расположение.
– Но Долорес…
– Вильям, без победы в суде не имеет значения, как сильно ты хочешь быть с Долорес. В таком случае ты отправишься за решетку, а оттуда очень тяжело завоевывать чье-то сердце.
Слышать все это было сущей пыткой. Ральф словно схватил меня за волосы, окунул под воду и собирался держать так как минимум до суда… Значит, разговор с Айви откладывается. Значит, все, чего я хочу, исчезает в плотном тумане, который неизвестно, когда рассеется…
– Вы просите невозможного, Ральф…
– Я знаю, тебе нужно привыкнуть к этой мысли, но ты справишься. И найдешь разумный компромисс между тем, что тебе хочется делать, и тем, что следует.
Мы вернулись в дом. Мне показалось, все нас ждали. Бекки встала посреди комнаты, как маленькая девочка, готовящаяся рассказать стихотворение на утреннике. Сейдж вытянулся рядом, обняв ее за талию и широко улыбаясь.
– А теперь те самые «шокирующие новости»: мы решили пожениться.
35
Как Эдвард и Белла
Началась зима, самая серая и унылая из всех, что были на моей памяти. Ирландские зимы и так не сахар – дождь, ветер, град и снова дождь. Ни снежинки, ни единого градуса ниже нуля. Не говоря уже о сугробах или пейзажах, как на норвежских открытках… Но эта зима была просто невыносимо мрачной. На конец января был запланирован суд, еще мне привалило счастье в виде экзаменационных тестов. Бекки и Сейдж планировали маленькую уютную домашнюю свадьбу на конец весны и надеялись, что мой оправдательный приговор станет им лучшим подарком.
– Не расстраивайтесь, если что. Я в любом случае отправлю вам открытку из Маунтджоя[22], нарисовав ее кетчупом на туалетной бумаге, – обещал я.
– Я положу ее под стекло, чтобы потом показывать твоим племянничкам, – кивала Бекки. – Дети, это открытка от вашего дяди Вильяма, который аккурат перед нашей с папой свадьбой загремел в тюрьму. А они спросят: «За что, мама, за что?!»
– За то, что наступил на таракана, – вставлял Сейдж, до слез веселя Бекки.
Иметь такую команду поддержки – бесценно, вот что я скажу.
После операции Долорес уехала домой в Атлон. Исчезла, словно ее здесь и вовсе не было. Ее квартира пустовала. Больше никто не выходил на балкон и не бродил по нему, завернувшись в одеяло. Пустовало место за тем столом в университетском кафе, где она обычно сидела со своей компанией. Исчезла с парковки ее машина…
Только плакаты, рекламирующие ветеринарный госпиталь, продолжали попадаться на глаза. А с них смотрела Долорес, которой никто не разбивал сердце, которая никогда не падала с лестниц, которую никто никогда не отвергал – счастливая и свободная. И даже зверь, которого она обнимала, не вызывал у меня отторжения. Один из плакатов я снял поздно вечером с дверей супермаркета и унес домой.
Я писал ей, но она не отвечала. Однажды не выдержал и приехал в Атлон, надеясь, что смогу увидеть ее. Но Ральф, встретив меня на пороге дома, взял меня под руку, увел в паб, заказал выпивку и попросил дать Долорес время прийти в себя. Я пил и едва не рыдал от отчаяния…
В универе, не считая предновогодней суеты, все было по-старому. Хоть что-то в этом мире стабильно и верно своему постоянству. Лекции, профессора, обеды в университетском кафе, сплетни, подруги Айви, активно пользующиеся ее отсутствием, чтобы строить мне глазки. Новости, что я избил до полусмерти какого-то маньяка и теперь мне грозил суд, отпугивают кого угодно, но не юных девочек. В их глазах это наоборот накинуло мне очков. Со мной то и дело сталкивались, передо мной рассыпали учебники, мне посылали такие взгляды, от которых растаяли бы арктические льды.
Но та, о ком я постоянно думал, похоже, не собиралась возвращаться к учебе.
Айви сразу после выписки уехала вместе с матерью на какой-то восстановительный курорт, чему я был несказанно рад. Ральф предложил не разрывать с ней отношения, взывая к здравому смыслу, но, по правде говоря, мой здравый смысл не слишком хотел участвовать в этой мутной затее.
Конечно, я жаждал свободы, ведь свобода – это возможность все исправить и быть с Долорес. Но не был готов платить за все это близостью с Айви. И никакой здравый смысл не заставил бы меня сделать это. Я со страхом ждал дня ее возвращения с курорта. Заготовил кучу предлогов, которые позволили бы мне избегать ее и после приезда, но знал, что если Айви спросит прямо, в чем дело, то я не смогу солгать…
И тогда мне конец.
Айви вернулась на день раньше, чем планировала. Решила устроить сюрприз. Появилась на пороге моей квартиры ранним утром, чем повергла в шок. Я застыл в дверях, как статуя, и не решался ни пригласить ее внутрь, ни захлопнуть перед ней дверь. А она стояла напротив с дорожной сумкой через плечо и недоумевающей улыбкой. Она не могла понять, что со мной. Что за паралич на меня нашел и почему я смотрю на нее, как на привидение.
– Немного не та реакция, которую я ожидала увидеть после такой долгой разлуки, – сказала она и с улыбкой добавила: – Ты заболел?
– Вроде того, – пробормотал я и пропустил ее в квартиру.
