медведя подзатыльник и ошарашенно замолчала.
- Совсем с ума посходили, - не мог успокоиться Итан, когда мы уже поднимались по лестнице, - целый день драки разнимаю. Ректор чуть дядю не уволил, говорит, оборотни совсем озверели...
Он закрыл за нами дверь своей комнаты и сел на кровать.
- А хуже всего... Я! Я тоже хочу подраться. Даже руки зудят.
Он стукнул кулаком по кровати, чуть не разломав остов.
- Что происходит, Мари?
Я присела рядом, взяла подергивающиеся пальцы и прижала к своей щеке. Стучало сердце.
Он порывисто развернулся и, сжав в объятиях, сильно, почти болезненно, поцеловал меня. Я впилась в губы ответно.
Мы зарычали.
Не только ему хотелось подраться. Я едва сдерживалась от мечущихся во мне эмоций, вопящей и беснующейся пантеры. Изнутри колотило, по телу волнами проходила дрожь. Ответно дрожал Итан.
Совершенно непонятно, почему я пошла в мужское общежитие, хотела же расстаться с ним на развилке. Как я вообще оказалась в комнате? Это было странно. Но совсем не осталось сил думать. Мне было больно думать.
Итан, ожесточенно рыча, разрывал на мне одежду. Я раздергивала на куски его рубашку и, блаженно урча укусила, когда, наконец, добралась до теплого тела.
Меня отцепили рывком, и как шкурку с фрукта, сорвали остатки тряпок.
В комнате плыл тягучий сносящий все запреты и осторожности запах звериного желания. Итан пах... умопомрачительно. Теперь я понимаю, что чувствуют блошки, изнывая под феромонами партнеров.
Тягу, болезненную, скручивающую, заставляющую дрожать и умолять. Когда он уронил меня на пол, прямо на кучу нашей одежды вперемешку с одеялами и бельем, мне захотелось грызть тряпки, потому что двинуться под тяжелой рукой я не могла, а желание кусать сводило зубы.
Агрх... Огонь. Пронзающий. Он вошел сразу, по готовому влажному пылающему входу. И продолжил вдавливать. Под мои крики и остервенелое рычание, смешанное с жеванием рукава рубашки.
А потом еще и еще. Он становился все больше. А мне было мало. Я звала, просила и умоляла.
Пару раз в дверь постучали, кто-то в коридоре недовольно бубнил и ругался. С трудом поняв, что мы мешаем спать соседям, я закусила угол одеяла, и нас оставили в покое.
Тигр вцепился мне в основание шеи и драл. Иногда замирая после кульминации, поворачивая меня в боковое положение, а потом опять продолжая - сначала медленно, затем быстрее.
Пару раз он переворачивал меня на спину и неистово целовал, не давая кричать, разрешая покусывать и сосать свой язык. Я вцеплялась ему в плечи. И кончала, в боли и удовольствии. Бесконечной боли и фантастическом удовольствии.
Иногда мы дремали. Мне кажется, под утро даже ухитрились поспать. По крайней мере, когда я выползла из-под Итана, он спал. Было сумрачно и тихо. Глаза болели, впрочем, как и все тело. Между ног пылало и пекло. Скорее всего, от этого я и проснулась, выплыла из усталого забытья.
Дрожащими руками я натянула первые же найденные в комнате мужские штаны и пиджак.
Общежитие еще спало, когда я, качаясь как сомнамбула, поскуливая и кусая губы, вернулась к себе в комнату.
Зайдя в ванну, роняя по дороге одежду, я крутила трясущимися руками вентили подачи воды и пыталась привести мысли в порядок.
Мне было страшно. От ужаса даже подташнивало, кружилась голова.
Потому что мои ладони опять были изрезаны. И опять не заживали.
Ими я гладила Итана после боя в Лихорадке. Ими я обнимала его сегодня ночью.
Моргая от льющейся воды, я смотрела на странные раны. Уколы и разрезы.
С кем или с чем я провела эту ночь? Как я получила повреждения?
Уже ложась в постель, протянула руку и взяла продолжающими трястись пальцами письмо с тумбочки, которое так и не прочитала со вчерашнего дня. И думала, что не прочту. А сейчас почему-то открыла сложенный лист.
Рукой Криса на желтоватой бумаге было написано:
"Раны сердца не заживают, особенно, когда мы нанесли их себе сами".
Далее что-то про выбор, который он сделал и то, что посылает это письмо с вокзала в надежде на мое проживание в той же комнате.
Все это было уже неважно. Крис приехал, но волновал меня не он, а случайно совпавшие слова про раны.
Я размышляла над ранами сердца. Над тем, как невыносим для меня обман.
Что... Что скрыл от меня Итан?
