чужую.

Столь резкое и жестокое изображение войны показалось надзирающим за литературой преувеличенным. При первой публикации в 1943 году у ключевой строки появился более мягкий цензурный вариант: вместо «будь проклят сорок первый год» – «ракету просит небосвод».

Однако пути поэзии труднопредсказуемы. Молодой поэт Арон Копштейн в стихотворении, написанном как раз между боями, словно спорит с Гудзенко, вписывая в военный быт и Пастернака, и даже Блока. (Через несколько дней и автор и адресат погибнут в одном бою еще «назнаменитой» советско- финской войны.)

Да каждый стал расчетливым и горьким:Встречаемся мы редко, второпях,И спорим о портянках и махорке,Как прежде о лирических стихах.Но дружбы, может быть, другой не надо,Чем эта, возникавшая в пургу,Когда усталый Николай ОтрадаЧитал мне Пастернака на бегу.<…>Бьют батареи. Вспыхнули зарницы.А над землянкой медленный дымок.«И вечный бой. Покой нам только снится…»Так Блок сказал. Так я сказать бы мог.(«Поэты», 1940)

В этом же стихотворении, наряду с Пастернаком и Блоком, Копштейн не случайно вспоминает «Катюшу». Песни на стихи К. Симонова («Жди меня»), А. Суркова («В землянке»), М. Исаковского («Катюша», «В лесу прифронтовом», «Огонек») были важной линией военной лирики, значительно превосходя по популярности произведения других жанров (повесть А. Бека «Волоколамское шоссе», пьеса А. Корнейчука «Фронт»).

Вершиной литературы о войне, создававшейся во время войны, стал «Василий Теркин» А. Т. Твардовского, о котором еще пойдет речь в главе о поэте. В «книге про бойца» соединились трагизм и юмор, органический патриотизм и поэтическая правдивость, не переходящая, однако, в беспощадность, бескомпромиссность, непримиримость. Она своеобразно, на военном материале, продолжала «веселую мудрость» авторов, которых упоминает С. Гудзенко.

Время «жестокой правды» о войне наступит позднее, уже после окончания Великой Отечественной. «Военная проза» и поэзия военного поколения станут одной из важных, живых, творческих линий советской литературы в следующую эпоху, с конца 1950-х годов.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПРОЦЕСС: ОТ ОФИЦИОЗА ДО ТАМИЗДАТА

В 1945 году, незадолго до конца войны, С. Гудзенко написал «Мое поколение», стихотворение-реквием, однако полное надежд на лучшее будущее.

Нас не нужно жалеть,ведь и мы б никого б не жалели.Мы пред нашим комбатом,как пред господом богом, чисты.На живых порыжели от крови и пота шинели,на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.

<… >

У погодков моих нет ни жен, ни стихов,ни покоя —только сила и юность.А когда возвратимся с войны,все долюбим сполна и напишем, ровесник,такое,что отцами-солдатами будут гордиться сыны.

Гудзенко умрет 15 февраля 1953 года, так и не узнав, что до начала новой эпохи, ознаменованной смертью вождя, осталось меньше трех недель. Но не только для него «шесть часов вечера после войны» оказались не такими, как ожидались.

Поколение победителей, спасшее родину и вкусившее во время войны воздух свободы, нужно было «поставить на место». Вторая половина сороковых и начало пятидесятых годов – время пряника и кнута, щедрых Сталинских премий (были писатели, получавшие их шесть раз) и многочисленных разрушительных решений по вопросам культуры, которые ломали многие судьбы и восстанавливали памятную по тридцатым годам и подзабытую за военные годы атмосферу Госужаса.

Непосредственное отношение к литературе имело принятое 14 августа 1946 года постановление ЦК ВКП (б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“ и комментирующий его доклад главного партийного идеолога этого времени А. А. Жданова. Главными жертвами идеологической проработки стали писатели старшего поколения – А. А. Ахматова и М. М. Зощенко.

Цели были выбраны не случайно. Ахматова (еще никому, кроме немногих друзей, неизвестно о «Реквиеме») воспринималась как символ прежней культуры, живая связь с серебряным веком, безусловный авторитет у интеллигенции и квалифицированных читателей. Зощенко искренне принял послереволюционные изменения, считал себя исполняющим обязанности «пролетарского писателя», пользовался огромной популярностью у всех, начиная с Мандельштама, оканчивая простым читателем с улицы.

На писателей обрушивается вся мощь государственной машины. Их прорабатывают на собраниях, исключают из Союза писателей, естественно, перестают печатать, но зато беспрерывно поминают в разгромных статьях. На работу не берут даже жену Зощенко, требуя сначала сменить фамилию. В 1948 году зашедший к Зощенко знакомый застал «бывшего писателя» за странным занятием: «С большими ножницами в руках М. М. ползал по полу, выкраивая из старого пыльного войлока толстые подметки для какой-то артели инвалидов. Не помню точно, сколько ему платили за сотню пар. Во всяком случае, обед в дрянной столовке обходился дороже» (А. Б. Мариенгоф «Это вам, потомки»).

В послевоенные годы литература почти «прекратила течение свое». Из опубликованных в это время произведений лишь очень немногие пережили время (повесть В. П. Некрасова «В окопах Сталинграда», 1946; уже упомянутая «Звезда» Казакевича). Произведения, задуманные или писавшиеся в эти годы («Доктор Живаго», «Поэма без героя»), будут завершены много позднее. «Мрачное семилетие» XX века окончилось со смертью Сталина.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату