Русская литература для всех. Классное чтение! От Блока до Бродского

после разберет, / Что он забыл, кто я ему и кто он мне».

Такая фонетическая и семантическая игра вообще характерна для Высоцкого. Высказывания персонажей часто перерастают фабулу, выходят за пределы текста, превращаются в отточенный афоризм-формулу, пригодную на все случаи жизни – хоть в газетный заголовок, хоть в антологию «народной мудрости».

«Коридоры кончаются стенкой, / А тоннели выводят на свет» («Баллада о детстве»; здесь нельзя забывать и, двойной семантике стенки, важной для темы баллады: стенка – это еще и расстрел). – «Пророков нет в отечестве своем, / – Но и в других отечествах – не густо» («Я из дела ушел», 1973). – «Наши мертвые нас не оставят в беде, Наши павшие – как часовые…» («Он не вернулся из боя», 1969). – «Жираф большой – ему видней» (Песенка ни про что…», 1968).

Десятки афоризмов из стихов Высоцкого стали крылатыми словами, вошли в современный язык. Это высшая похвала для любого поэта.

За счет обобщенной формулы и ближайшего контекста вроде бы невинные бытовые фабулы баллад Высоцкого оборачиваются притчами.

«Москву – Одессу» (1967), внешне простую историю о бесконечных задержках авиарейса, можно прочесть (в зависимости от понимания последней ключевой строфы) как символическое размышление об укрощении, смирении героя или, напротив, неистребимой тяге его к свободе на фоне покорности других.

Но надо мне туда, куда меня не принимают, —
И потому откладывают рейс.

Мне надо – где метели и туман,
Где завтра ожидают снегопада!..
Открыты Лондон, Дели, Магадан —
Открыли все, – но мне туда не надо!
<… >
Опять дают задержку до восьми —
И граждане покорно засыпают…
Мне это надоело, черт возьми, —
И я лечу туда, где принимают!

«Утренняя гимнастика» (1968), юмористическая зарисовка знакомой каждому советскому человеку радиопередачи, вдруг превращается в печальное размышление о феномене толпы, из которой опасно высовываться, проявляя свою индивидуальность. «Не страшны дурные вести – / Начинаем бег на месте, – / В выигрыше даже начинающий, / Красота – среди бегущих / Первых нет и отстающих, – Бег на месте общепримиряющий!»

А «Песенка прыгуна в высоту» (1970) по мере развертывания фабулы, напротив, становится притчей о верности себе, благородном упрямстве, которое, в конце концов, оправдывается и позволяет добиться поставленной цели. «Но лучше выпью зелье с отравою / Я над собою что-нибудь сделаю – / Но свою неправую правую / Я не сменяю на правую левую!» – «Пусть болит моя травма в паху, / Пусть допрыгался до хромоты, – / Но я все-таки был наверху – / И меня не спихнуть с высоты!»

В песнях-стихах Высоцкого, как правило, мало «чистой» лирики, психологической тонкости невыразимого или гармонической точности классической традиции. Его художественный мир строится по-иному: разнообразные типы-маски ролевой лирики, стилистическая игра со штампами, антитеза, реализация метафоры, эффектный афоризм-концовка.

Если в жанровом отношении Высоцкий продолжает балладную традицию, то в области стиля он явно принадлежит к «футуристической» линии словесного конструктивизма, использования языка «улицы», интонации и стихии устной речи. На один уровень с поэтической классикой Высоцкого выводит не всегда результат, но почти всегда – степень самоотдачи.

«У народа, у языкотворца, умер звонкий забулдыга подмастерье». Так Маяковский – тоже на грубоватом языке улицы – сказал про Сергея Есенина, но, как выяснилось совсем скоро, – и про себя самого. После 25 июля 1980 года (день смерти Высоцкого) этот поэтический некролог можно было смело повторить по отношению к забулдыге подмастерью следующей эпохи.

И лопнула во мне терпенья жила —
И я со смертью перешел на ты,
Она давно возле меня кружила,
Побаивалась только хрипоты.

Я от суда скрываться не намерен:
Коль призовут – отвечу на вопрос.
Я до секунд всю жизнь свою измерил
И худо-бедно, но тащил свой воз.

Но знаю я, что лживо, а что свято, —
Я это понял все-таки давно.
Мой путь один, всего один, ребята, —
Мне выбора, по счастью, не дано.

(«Мой черный человек в костюме сером!..», 1979)

Юрий Валентинович ТРИФОНОВ (1925–1981)

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА

Художественный мир прозы Трифонова

ВРЕМЯ И МЕСТО: ФОРМУЛА ПАМЯТИ

Юрий Валентинович Трифонов родился в Москве, в семье крупного советского деятеля, старого революционера в огромном Доме Правительства на берегу Москвы-реки, который он позднее сделал символическим заглавием своей повести – «Дом на набережной». Налаженная, сытая, счастливая жизнь баловня советской эпохи рухнула в 1937 году: был арестован и вскоре расстрелян отец, отправлена в ссылку мать и мальчик вместе с бабушкой выселен из старой квартиры. Трифонов жил в эвакуации, работал на военном заводе, в 1942 году вернулся в Москву, поступил в Литературный институт и через