вот так, без малейшего сомнения, не говоря уж о каком-то сопротивлении, приняли новую власть и порядки как нечто должное и неизбежное? И правда ли, что им было все равно, кто ими руководит?
В такое младший лейтенант не очень-то верил.
Конечно, народ в селах не шибко грамотный, но ведь это же советские люди! Не бараны, чтобы вот так, за пуд зерна и заработавшую вдруг маслобойню забыть все, что дала им советская власть. Неужто у них, всех разом, такая короткая память?
Хотя тут надо сказать, что Егор, как ему и было положено по должности, вел так называемую оперативную работу с личным составом. Поэтому он знал, что среди новобранцев, мобилизованных с оккупированных территорий, имелись и такие, которые совсем неплохо жили под немцем.
В донесении агента-осведомителя из первого батальона, лежащем в сейфе, приводилось высказывание деревенского солдата-новобранца, записанное почти дословно. Тот говорил, что при советской власти его семейство едва сводило концы с концами, хотя все не покладая рук работали в колхозе. А когда, мол, пришли немцы и установили в их деревне новые порядки, жить стало намного сытнее. Это потом, когда их погнали по всем фронтам, они стали отбирать у людей последние крохи. А на первых порах фрицы так правили, что живи да радуйся!
План хлебозаготовок был на треть меньше, нежели при большевиках. Да немцы еще и надбавки ввели за переработку. Землицу крестьянам нарезали в личное пользование. Да не так, что свояку или куму Степану Егоровичу досталась лучшая пашня, а резкому на язык супротив колхозного правления Семену Панкратову — кустарник да болотистая низина, на которую сил угробишь уйму, а в результате получишь без малого шиш.
Нет. Нарезали немцы всем одинаково, чтоб по справедливости. Дескать, хочешь работать в колхозе — работай. Только на совесть. А хочешь вести единоличное хозяйство — веди. Только положенный хлебушек сдавай в полном объеме и вовремя. А излишки хоть на базаре продавай. За ту цену, которая тебя самого устроит.
Отец этого новобранца даже собственную лавку в деревне открыл. Стал торговать скобяным товаром и прочей утварью, которая в любом крестьянском хозяйстве завсегда надобна.
Конечно, этого солдатика-новобранца Егору пришлось взять на заметку, прояснить всю его подноготную. Уж не агент ли он вражеский, засланный оккупантами мутить красноармейцев да подбивать их сдаваться в плен? Оказалось, что никакой не агент и даже не антисоветчик, а просто не шибко умный деревенский парень, у которого что на уме, то и на языке.
Младшему лейтенанту пришлось побеседовать с ним по душам, наставить на путь истинный. Иначе с такими разговорами ох как далеконько можно зайти. Аж на самую Колыму. А то и под пулю по вердикту трибунала.
— Так я ж не выдумал ничего. Я же чистую правду толкую, — попытался хоть как-то оправдаться новобранец, но был жестко прерван Егором.
— Это никакая не правда, а частный случай, — сказал как отрезал младший лейтенант. — Ты только служить начал, не видел еще сел и деревень, начисто сожженных. Баб, детей да стариков, убитых выстрелом в затылок. Могил братских, едва землицею присыпанных, где с мужиками те же бабы, старики и дети лежат. Вот где настоящая правда, солдат! — возвысил голос Егор Ивашов. — Фашисты наш народ целенаправленно истребляют. Чтоб под корень извести. А тех, кого не убивают, превращают в рабов и заставляют на себя работать. Что ж, работай, коли ты раб. Лижи их сапоги. Радуйся всякой подачке, как рад пес обглоданной косточке. А коли не хочешь становиться на колени перед врагами — расстрел. Хочешь быть рабом, чтобы тобой всякая мразь помыкала? — Ивашов впился взором в глаза новобранца.
— Нет, не хочу, — ответил тот.
— Тогда прекращай антисоветские разговоры, бери винтовку и бей врагов так, чтобы пятки сверкали. Чтобы земля у них под ногами горела! Кто их к нам звал? — Оперуполномоченный СМЕРШа продолжал сверлить взглядом новобранца.
— Никто.
— То-то и оно, что никто. А коли я еще хоть раз от тебя подобную нелепицу услышу, под трибунал подведу, — пообещал на полном серьезе Ивашов и добавил: — Все понятно, товарищ рядовой?
— Понятно.
— Еще раз спрашиваю, вам все понятно, товарищ рядовой? — повысил голос Егор Ивашов.
— Так точно, товарищ младший лейтенант!
— Хорошо. Свободен.
А женщина тем временем продолжала рассказ:
— С весны сорок второго близ нашего села объявились партизаны. Они приходили по ночам, худые, голодные. Как зимовали и где — неизвестно. Заглядывали и к нам. Однажды появились двое. Уже утром. Спросили, есть ли что-нибудь покушать.
Мама вынесла им хлеба и молока. Так они сразу все уговорили, а ведь кувшин почти на три литра был. Потом про полицаев стали спрашивать. Есть ли они в селе и сколько их? Мама сказала, что полицаев трое. Дети еще совсем.
Один из этих партизан, высокий такой, чернявый, отвечал ей:
«Они, гражданочка, уже не дети. Это наши враги!»
