префект Корин направлял на него дуло энергетического пистолета.
— Если ты надеялся, что он меня убьет, — твердо произнес префект Корин, — то ты ошибся. Если потребуется, я использую это оружие против тебя и на полную мощь.
— Я пришел сюда, — отвечал Йама, — чтобы понять, что ты за человек.
— Я — слуга и служу более значительному, чем ты, мальчик. Каким бы великим ты себя ни считал.
— Когда-то я боялся тебя из-за той власти, которую ты воплощаешь, но потом ты сжег Эолис и убил моего отца, и я понял, что ты пользуешься властью в собственных целях. Ты не моя Немезида, Корин.
Префект Корин оперся на свой посох, пытаясь взглядом смирить и Йаму, и Пандараса, и Тибора.
— Говори, говори, мальчишка, у тебя есть еще несколько минут.
— Возможно, меньше, чем ты думаешь.
— Ты здесь ничем не распоряжаешься, этот сад — мой, — уверенно проговорил префект и что-то запустил в воздух перед собой. Это был странный предмет, не сфера и не куб, а непонятным образом то и другое одновременно, и он выглядел значительно больше, чем пространство, которое занимал.
Префект пояснил:
— Если я заставлю его вращаться, он вытянет всю энергию из здешних машин. Тебе ничто не поможет.
— Тогда флайер не прилетит, а мы несемся навстречу земле.
— Я могу остановить машины за миг до того, как прилетит флайер, а тем временем все твои фокусы лишатся силы.
— Ты все предусмотрел, — спокойно заметил Йама, — но это не значит, что ты прав.
Сердце Йамы забилось сильнее. Он старался выказать полное спокойствие, но руки его дрожали. Пусть префект думает, что это страх. Момент приближался. Надо только покончить с этим.
Он глубоко вздохнул и произнес:
— Когда-то Департамент Туземных Проблем работал в согласии с другими департаментами на службе у общества, стараясь сохранить мир таким, каким он был всегда. С этой точки зрения чиновники похожи на еретиков: и те, и другие ненавидят перемены. Одни стремятся сильнее связать общество за счет индивидуальной судьбы, другие хотят разрушить общество, чтобы несколько счастливых индивидуумов могли жить вечно. И те, и другие отрицают перемены. Но жизнь — это перемены. Это нам завещали Хранители, когда они сотворили мир и его обитателей, когда создали десять тысяч рас.
Сами Хранители тоже изменились, и изменились так сильно, что больше не могли оставаться в нашей Вселенной. Все в жизни — это перемены.
Префект Корин надменно бросил:
— Ты ничему не научился или забыл все, чему тебя учили. Если бы не было общественной службы, все десять тысяч рас непрерывно бы воевали и давным-давно разрушили бы наш мир. Общественная служба сохраняет общество, в котором у каждого есть свое место, и на этом месте он счастлив.
Великая Река, дающая жизнь нашему миру, — вот первый пример. Она вечно меняется и вечно остается прежней. Так же и общество, в котором живут и умирают отдельные люди.
Даже расы меняются, возносятся к пустоте просветления и уходят из этого мира, а он остается неизменным. Приходят новые люди и новые расы, и нет им конца.
— Великая Река мелеет, — возразил Йама. Он ощущал голос, звучащий громче других в мешанине голосов своего мозга. Этот голос отсчитывал секунды. Оставалось совсем мало времени. Он продолжал:
— Даже туземные расы знают, что река мелеет. Твой департамент решил, что он говорит от имени Хранителей, и в своем ослеплении сбился с пути. Никто в этом мире не может говорить за Хранителей, ибо они более не от мира сего. Мы можем только повторять слова, которые они нам оставили, но ничего нового из них не произойдет.
— Ничего, кроме слов Хранителей, нам и не нужно. Все добрые люди им следуют. Как сильно ты погрузился в заблуждения, Йамаманама! Но я тебя спасу.
— Департамент Туземных Проблем превратился в то, с чем он борется. Я не виню его, это было неизбежно. Разумеется, необходим был один мощный департамент, чтобы сражаться с еретиками, но его усиление разрушило консенсус, поддерживаемый между гражданскими службами. Ибо в случае, если война будет выиграна, Департамент захватит всю гражданскую власть, как он уже захватил территории департаментов, граничащих с ним во Дворце Человеческой Памяти. И тогда возникнет тирания более страшная, чем тирания еретиков.
— Мы победим, и все останется как было.
— Тогда зачем ты здесь?
— Я — голос и руки Департамента.
— Нет. Ты — человек, который жаждет власти в своем департаменте. И я путь к этой власти. Таких, как ты, много. Когда война кончится, ваше племя начнет воевать друг с другом. Может, не сразу. Может, через десять тысяч лет, но это непременно случится, и тогда департамент сам себя уничтожит. Решив, что все твои действия служат лишь на благо мира, ты оправдываешь любые свои поступки, добрые и злые, и сам уже не в состоянии различить добро и зло. Однако хватит. Ты меня не слушаешь.
— У нас для этого будет сколько угодно времени, Йамаманама. В часы моего отдыха во Дворце Человеческой Памяти. Но тогда буду говорить я, а ты будешь слушать. Сейчас Ты производишь лишь животные звуки. Звуки бессмысленные.
— Больше нет времени. Флайер не прилетит. Я приказал ему удалиться.
— Он уже почти здесь, — возразил префект.
— Тебе это сообщила машина. Не полагайся на машины, Корин.
— Хватит твоих трюков, — отрубил префект, и машина в воздухе перед ним завертелась, превращаясь в мягкий красный туман, который сразу стал разгораться и достиг яркости солнца.
Голос в голове Йамы умолк. Он сам начал считать.
Двенадцать.
Пандарас прокричал со страхом и непониманием:
— Господин! Неужели ты убьешь нас?!
— Ты не готов умереть, чтобы спасти мир, Пандарас?
Семь.
— Что это за вопрос, господин? Если я откажусь от этой жертвы, мир погибнет, и я так и так погибну с ним. Или же мир будет жить, а я все равно погибну. В любом случае. Не нравятся мне эти разговоры о смерти.
Два. Один.
— Тогда следуй за мной, — приказал Йама.
Сейчас.
Невозможно, но солнце взошло в низовьях. Нет, это не могло быть солнце: когда волны света растеклись по горизонтали, оно внезапно удвоило свою яркость, а потом удвоило еще раз. Оно светило так ярко, что Йама увидел кости в руке, которой заслонил глаза.
Летающая скала шлепнулась в реку, и первая машина, которую запустил префект Корин, чтобы вытянуть энергию из локальной сети, наконец взорвалась и мгновенно высвободила всю накопленную энергию.
Какой-то миг Йама одновременно существовал во всех точках машинного сознания всего мира. А потом докатилась ударная волна, принеся с собой ураган и гром. Йаму сбило с ног ревущим валом воды и воздуха, перемешанного с массой обломков, как будто различие между стихиями полностью стерлось. Тибор сражался с префектом, пытаясь отвести его руку. Йама вскочил на ноги, подхватил Пандараса, крикнул Тибору следовать за ними и побежал прямо к обрыву.
Бешеный ураган подхватил их, и на мгновение они повисли среди тяжелых струй проливного дождя. Двойная тень на краю утеса была, очевидно, префектом и Тибором. Вдруг буря стихла. Йама и Пандарас как раз пролетали край острова, когда лезвие молнии рассекло небо на две половины.
Они падали не с такой уж большой высоты — летающий сад был совсем близко к поверхности, но все равно удар оказался невыносим. Йама погружался все ниже и ниже в ревущие темные воды. Пандараса
