многочисленнейшими войсками Галлов в соединении с Германцами или когда какое-нибудь несчастье постигнет войска, расположенные на ближайших зимних квартирах; времени на размышление остается немного. Цезарь, по всей вероятности, отправился в Италию; иначе Карнуты не решились бы умертвить Тасгетия, и Эбуроны, если бы Цезарь был в Галлии, не дерзнули бы так самонадеянно напасть на наш лагерь. В своем мнении основывается он не на совете врага, а на обстоятельствах: Рейн близко, а Германцы раздражены смертью Ариовиста и нашими победами. Галлия вся кипит негодованием, видя одни поражения, утрату славы военной, которой она прежде гордилась, и необходимость покориться владычеству Римлян. Может ли быть, чтобы Амбиорикс решился на восстание, не имея ничего верного в виду? Впрочем, его мнение во всяком случае не представляет никакой опасности. Если обстоятельства наши не затруднительны, то без труда они достигнут квартир соседнего легиона. Если же вся Галлия восстала заодно с Германцами, то вся надежда на спасение в поспешности отступления. Мнение же Котты и его товарищей какое представляет ручательство за будущее? Если в настоящем они и избегнут опасности, то разве со временем не должны они опасаться голода?»
30. Долго спорили с обеих сторон; так как Котта и сотники первых рядов упорно настаивали на своем мнении, то Сабин воскликнул, возвышая нарочно голос, чтобы слышно было большой части воинов: «Пусть будет по-вашему, когда вы так этого хотите! Конечно, изо всех вас не я больше всех страшусь смерти. Пусть они рассудят, и в случае какого несчастья с тебя пусть они требуют отчет! Они, если бы не твое упорство, на третий день соединились бы с войсками на ближайших зимних квартирах и вместе с ними стали бы действовать на войне, а не подвергались бы опасности, отброшенные далеко и предоставленные одним своим силам, погибнуть от меча или от голода!»
31. Затем Сабин встал, оканчивая заседание. Тогда все окружили обоих легатов, умоляя их своим упорством и несогласием не увеличивать общей опасности. Останутся ли они, пойдут ли в поход – и то и другое мнение равно хорошо, если они единодушно станут действовать; при несогласии же нет надежды на спасение. Спор продолжался до полуночи; наконец, убежденный Котта подал руку Сабину. Мнение последнего восторжествовало. Определено было на рассвете выступить в поход; остальная часть ночи прошла для воинов без сна; они перебирали свои вещи, что брать с собой и что вынуждены были оставить здесь из приготовленного для зимы. Казалось, все соединилось к тому, чтобы увеличить опасность для наших в случае, если бы они и остались, и ослабить их усталостью и отсутствием сна. На рассвете наши выступили в поход и в полном убеждении, что Амбиорикс из приязни к нам подал такой совет, растянулись на большое пространство и взяли с собой огромный обоз.
32. Неприятель догадался по шуму и движению в нашем лагере, что наши собираются в поход. В двух милях оттуда, в лесистом и удобном месте, поставил он засаду, разделив ее на две части, и дожидался там прибытия Римлян. Когда большая часть нашего войска, не опасаясь и не подозревая ничего, спустилась в глубокую долину, вдруг неприятель показался по обеим сторонам дороги, преградив дорогу шедшим впереди и тесня наши задние ряды. Бой был неизбежен для нас при самых неблагоприятных для нас условиях местности.
33. Тут Титурий, который никак не предполагал возможности этого события, приходит в смущение, мечется туда и сюда, хочет ставить когорты в боевой порядок Но все распоряжения он отдавал робко и нерешительно; было заметно, что он совершенно потерялся и не знал, как поступить, что обычно бывает с людьми в случае событий, возможность которых они никак не предполагали. Но Котта, предугадывавший, что это случится на пути и потому советовавший оставаться, не упустил ничего к спасению войска. Он исполнил долг и хорошего полководца, ободряя воинов, и храброго солдата личным мужеством в сражении. Военачальники, видя, что наши воины растянулись на большое пространство, и потому находясь в невозможности поспеть везде и следить, что где происходит, приказали воинам оставить обозы и собраться в одном месте. Эта мера при таких обстоятельствах сама по себе была необходима, однако повлекла за собой большое расстройство. Наши воины упали духом, а неприятели ободрились, видя в этом действии признак робости и отчаяния. Притом случилось то, чего и следовало ожидать: воины оставляли ряды, бежали к обозу за тем, что имели самого дорогого, и уносили с собой; всюду раздавались крики смятения и вопли.
34. Противники наши действовали благоразумно. Вожди их отдали по всему войску приказание, «чтобы никто не смел покидать своего поста; все, что Римляне оставили, – их неминуемая добыча и непременно им достанется, лишь бы только удалось их победить, а потому все свои усилия они должны употребить на бой». Наши не уступали неприятелю ни в числе, ни в мужестве и, несмотря на измену счастья, предоставленные полководцем сами себе, они видели свое спасение исключительно в храбрости. Куда бы ни бросалась наша когорта, там везде неприятель терпел жестокий урон. Заметив это, Амбиорикс приказал своим только издали метать стрелы, в случае же нападения Римлян отступать; при их легком вооружении и опытности в войне этого рода никакого вреда им не будет; когда же Римляне будут отступать, тогда опять их преследовать.
35. Исполняя в точности полученное приказание, неприятель, лишь только наша когорта бросалась на него, обращался в бегство самое поспешное; наши же, обнажив свой фланг, получали в него град стрел. Когда же наши возвращались на прежнее место, бегущие следовали за ними и вместе с прочими, находившимися вблизи, теснили их. Оставаться же на месте значило оставаться в бездействии под тучей стрел, из которых почти каждая причиняла вред вследствие скученности войска. Несмотря на столько неблагоприятных для себя условий, наши, усыпанные ранами, упорно сопротивлялись. Жаркий бой продолжался уже большую часть дня, с рассвета и до восьмого часа, и наши не обнаруживали признаков робости, а показывали себя достойными своей славы. В этот момент пал, пронзенный в обе ноги дротиком, храбрый и уважаемый Т. Болвентий, в прошлом году командовавший первой сотней. К. Луканий, также один из первых сотников, погиб, храбро сражаясь, защищая от опасности своего сына. Легат Л. Котта в то время, когда он ободрял воинов всех рядов и когорт, был ранен в лицо пращей.
36. Пораженный всем этим, К. Титурий, видя вдалеке Амбиорикса, ободряющего своих воинов, посылает к нему своего
