— Пойдем, пап. Пойдем домой!
Он стряхнул ее руку, причем так резко, что Никки отшатнулась. А затем схватил салфетку, прижал к окровавленному носу и сказал матери Гава:
— Спасибо за приглашение!
После чего вернулся в дом.
Никки оглянулась и осмотрела сад. Мне хотелось думать о том, что, когда ее зеленые глаза встретились с моими, между нами проскользнуло взаимопонимание, но на самом деле мне кажется, она просто желала проверить, заметил ли кто-то еще этот переполох. Конечно же, его заметили все.
После этого она отвернулась и последовала за своим отцом.
На секунду мне показалось, что все остановилось. Все движения и разговоры. Но вот отец Толстяка Гава хлопнул в ладоши и произнес зычным бодрым голосом:
— Ну? Кому еще гигантских сосисок?
Не думаю, что в тот момент кто-то действительно хотел сосисок, но люди все равно заулыбались и закивали. Мама Гава одним быстрым движением включила музыку.
Кто-то хлопнул меня по спине. Я подпрыгнул. Это был Железный Майки.
— Ничего себе! Поверить не могу, что твой папа надрал зад священнику!
И я тоже не мог поверить. Я почувствовал, как мое лицо залила краска, и взглянул на Толстяка Гава:
— Прости, что так вышло.
— Шутишь?! — усмехнулся тот. — Это же настоящий класс! Лучшая вечеринка на свете!
— Эдди. — К нам подошла моя мама. Она улыбалась странной вымученной улыбкой. — Мы с папой уходим домой.
— Хорошо.
— Можешь остаться, если хочешь.
Я и правда хотел остаться, но в то же время не хотел, чтобы другие дети пялились на меня, как на какого-нибудь придурка, а Железный Майки прохаживался насчет случившегося снова и снова. Так что я буркнул:
— Нет, все в порядке, — совсем не в порядке, — я тоже пойду.
— Хорошо. — И она кивнула.
До этого дня я никогда не слышал, чтобы мои родители перед кем-то извинялись. Так не должно быть. Когда ты ребенок, ты понимаешь, что именно тебе положено извиняться. А в тот вечер я услышал, как оба моих родителя несколько раз извинились перед родителями Толстяка Гава. Те вели себя очень мило, просили их не переживать так сильно, но я видел, что они здорово злятся. Однако Толстяк Гав все равно на прощание вручил мне пакет с тортом, «Хуббой Буббой» и другими сладостями.
Как только за нами закрылась дверь, я повернулся к отцу:
— Пап, что произошло? За что ты его ударил? Что он сказал маме?
Папа обнял меня за плечо:
— Потом, Эдди.
Мне хотелось спорить, хотелось кричать на него. В конце концов, он испортил вечеринку моего друга. Но я этого не сделал. Потому что я очень любил своих родителей и, взглянув в их лица, понял, что сейчас действительно не время.
Так что я просто позволил папе обнять меня, а мама взяла меня за свободную руку, и мы вместе пошли домой. По пути мама спросила:
— Хотите чипсов?
Я выдавил из себя улыбку и сказал:
— Да. Будет просто класс.
Папа так никогда и не рассказал мне, что произошло. Но вскоре я и сам узнал. После того как приехала полиция и арестовала его за покушение на убийство.
2016 год
— Две недели, — отвечаю я. — Он прислал мне письмо по электронной почте. Прости.
Хоппо протягивает мне руку. Я хватаюсь за нее, поднимаюсь и тяжело усаживаюсь обратно на стул.
— Спасибо.
Надо было сказать Гаву и Хоппо, что Майки вернулся в Эндерберри. Это нужно было сделать в первую очередь. Сам не знаю, почему я не стал.
