Можно ли говорить о церковном характере университета, воплощенного в персоне ректора? Ректоры выбирались из числа магистров факультета искусств. Даже если некоторые из ректоров и имели тонзуру, принадлежность к церкви не являлась для них необходимым условием. «Мы узнаем из „Книги ректора“[247], что в своей торжественной присяге, произносимой при вступлении в должность, он клянется в том, что будет верно исполнять ее к чести университета и факультета искусств, состоящего в первую очередь из мирян», — пишет Сервен[248]. Да, ректор клянется отстаивать церковные свободы и поддерживать позицию университета на Вселенских соборах. Но ведь и король не становится духовным лицом от того, что при коронации клянется быть верным сыном церкви и оберегать ее права.
В свою очередь магистры искусств при получении степени клянутся всю жизнь соблюдать привилегии и статуты университета, не выдавать секретов университета, соблюдать мир между «артистами» и теологами и, главное, подчиняться ректору и прокурорам своих наций. Они не присягают какому-либо церковному иерарху и не дают обета безбрачия. Адвокат приводит современные ему примеры женатых магистров — преподавателей факультета искусств. Можно найти женатых и среди докторов факультета канонического права, имеющего смешанный состав преподавателей и студентов. Еще более выражен мирской характер членов факультета медицины в результате реформ кардинала Эстутвиля (1453 год), отменившего целибат для медиков. Таким образом, чисто клерикальным является лишь факультет теологии. Хотя и здесь далеко не все приняли священнический сан, он остается церковным, поскольку большинство его составляют клирики. Поэтому Сервен делает вывод о светском характере университета, где на одного теолога приходится пятьдесят мирян, представляющих другие факультеты. Слава, которую теологи принесли Парижскому университету, неоспорима, но для определения характера корпорации адвокат призывает принимать во внимание множество частей, образующих единство[249].
Конечно, признает Сервен, свобода академических выборов подтверждена папскими буллами, но это не лишает короля титула отца и покровителя университета. Утверждать противное было бы бесчестьем для памяти Карла Великого, издавшего столько законов о школах. Всем известно, замечает адвокат, что Людовик Благочестивый продолжал поддерживать школы и сохранил три университета, основанные отцом, — в Париже, Падуе и Павии. Сервен повествует об особых заслугах Карла Лысого перед Парижским университетом. Упомянув о высокой образованности королей Людовика Заики, Карломана II и Роберта Благочестивого, адвокат перечисляет привилегии, полученные университетом начиная с Филиппа II Августа (1200 год). В длинном списке королей Cервен выделяет Филиппа V, при котором, «как свидетельствует история», университет пребывал в цветущем состоянии. При Франциске I и Генрихе II университет был поднят на недосягаемую высоту, получив новые привилегии, подтвержденные и нынешним королем Генрихом III, который «возвышает над прочими тех, кто вскормлен молоком этой матери».
Однако, по мнению адвоката, все слова излишни, коль скоро университет уже признан решениями парламента светской корпорацией. Постановления от 3 июля 1567 года и от 5 сентября 1573 года создают прецедент, ясно указывающий на то, что церковные власти не могут претендовать на права светского патроната[250].
Обращаясь к «вещному» аспекту тяжбы, Сервен напоминает, что право патроната можно получить, либо построив церковь на своей земле, либо в результате дарения или обмена (точнее — перемещения по взаимному соглашению,
Если же акт резигнации признают законным, это будет означать потерю университетом своего права патроната. Сервен ссылается при этом на первую часть законов кастильского короля Альфонса IX, называемых Партидами[252].
Но мы не уступаем испанцам ни оружием, ни благочестием. И наш государь выше других государей как христианнейший, наикатолический король, старший сын апостолической Римской церкви… Однако нам позволено защищать права нашей Церкви и привилегии университета, и, поддерживая их, мы защищаем лишь то, что было подтверждено конкордатами, согласно которым папа обещал хранить вольности галликанской церкви, и в том числе привилегии университетов. Меч государя и меч духовный не должны покушаться друг на друга[253].
В «Речи» Сервена, таким образом, мы можем найти немало аргументов исторического свойства. Чаще всего он апеллирует к общеизвестным представлениям, лишь изредка, чтобы использовать непривычный ракурс изложения своих тезисов, обращается к малоизвестным деталям. Рассуждая о шотландцах при дворе Каролингов, он, по-видимому, опирается на
