падали они нескончаемым размеренным потоком. Костя попытался уснуть, думая, что это всего лишь сон или, может, даже гул с улицы. Не вышло — мозг не принимал подобные объяснения, не успокаивался.
Костя снова открыл глаза. Посмотрел на Наташу — она спала, повернувшись к нему спиной. Приподнялся на локтях и посмотрел на дверь. И только сейчас заметил, что находится в полнейшей тишине. Когда этот гул стих? Это и было подтверждением того, что он спал и разговор нескольких десятков человек ему все-таки приснился.
Костя сел на кровати, свесил ноги и снова прислушался. Нет. В этом доме не спится только ему и его фантазиям. Шлепанцев, как всегда, на месте не было. Неудивительно, по крайней мере для него. Костя бывал ошарашен, когда эти шлепанцы были у него на ногах. Наверняка ноги замерзали, и он рефлекторно совал их в тепло. Тапки он не любил с детства. И жарко ему в них было, и тесно. Сейчас он почему-то чувствовал острую необходимость в шлепанцах. Как будто ему предстояло идти по бетонному полу, усыпанному битым стеклом. Костя мог разуться и у лестницы на первом этаже, и у спальни, а скорее всего, он разулся в ванной, перед тем как принять душ, а потом просто вышел, позабыв о них.
Костя нехотя встал на ворсистый коврик у кровати, наслаждаясь его теплом. Он не мог понять, почему замерзли именно ноги. Странно, но, вынув ноги из-под одеяла, Костя почувствовал разницу температур. Будто вышел из промышленного морозильника в комнату с центральным отоплением. До этого его волновали только голоса, сейчас в тишине он вспомнил и о холоде.
Ноги на удивление быстро отогрелись, и он шагнул к двери. Голоса снова загудели. Теперь говорили человека два-три, но почему-то одновременно. Костя подошел к лестнице и выглянул на первый этаж. Светлый прямоугольник лежал на сером полу холла. В кухне кто-то был. И говорил. Теперь голоса не казались зловещими или сюрреалистическими. Теперь просто мужчина что-то рассказывал, а женщина поддакивала и посмеивалась, когда того требовал рассказ. Единственный мужчина, который мог сейчас говорить на кухне, последний раз это делал год назад.
Костя прислушался, но ни одного слова не смог разобрать, будто люди на кухне (на его кухне) говорили на иностранном языке. Ему стало страшно и волнительно. Он мог не различать слова из-за волнения. Черт! Да что с тобой? Фарида же иностранка! Ее-то голос он слышал отчетливо, но она в основном смеялась. К ней мог кто-нибудь приехать из родни. Это было больше похоже на правду.
Кабанов начал спускаться, но тут же замер, вспомнив, что стоит в одних трусах. Быстро вернулся в спальню, нащупал тренировочные штаны и майку, впопыхах оделся и пошел вниз. К этому времени речь была русской и четко различимой. А еще до боли знакомой. Невозможно, но говорил отец! Или кто-то, чей голос был так похож на отцовский.
Алексей не знал, как здесь очутился. Он будто знал, где искать цыган. Он почему-то не поехал к оседлым, а вышел именно на этих, кочевых. Он даже место это не мог узнать. Может быть, рынок? Полуразрушенный бетонный забор с ржавыми откатными воротами огораживал площадь гектара два, не меньше. По правую сторону располагались два больших гаражных бокса. Когда Алексей подошел ближе, он увидел, что внутри нет ни одной машины. Вдоль стен стояли мешки, а посередине были кучи зерна.
Цыгане расположились между боксами и двухэтажным длинным зданием, первый этаж которого занимали магазины. На первый взгляд, табор был немногочисленным, но когда Алексей обошел белый с ржавыми выбоинами «Фольксваген Транспортер», понял, что здесь была почти деревня. Цыганское поселение. Только вместо лошадиного ржания клаксон, а вместо кибиток — металлические фургоны.
Что делать и куда идти, Страхов не знал. Он просто встал у одного из фургонов и попытался привлечь к себе внимание. Тщетно. У свободолюбивого народа были свои дела, и плевать они хотели на чужака. Тем более что он не представлял для них никакой угрозы. Ближе всего к нему стояли три подростка, следившие, как два цыгана постарше ковырялись под капотом «девятки». Один из них разогнулся и посмотрел на Алексея. Два черных глаза буравили и заставляли нервничать. Цыган вытер руки засаленной тряпкой, бросил ее к ногам и направился к Страхову.
— Иди за мной, — строго сказал он. — Ляля ждет тебя.
Алексей даже не успел поразиться. Его ждали? Он и сам не знал, что придет именно сюда, а его ждали. Это и есть развод. Они уже начали свое представление. Только Алексею не нравилась роль, которую ему отвели. Тем не менее он пошел за провожатым в футболке с надписью на спине: «Если вам плюют в спину, значит, вы впереди…» Философы. У Алексея было свое видение этих плевков. В современном мире тебя могут намеренно пропустить вперед, чтобы заплевать всю спину.
Провожатый привел его к дому на колесах. Постучался и после окрика на цыганском открыл дверь.
— Входи, — приказал он.
Алексей, не раздумывая, шагнул на ступеньку, а потом и внутрь. Обстановка ничем не отличалась от домашней, от нормальной домашней. Никаких отрезанных куриных голов, маринованных лягушек, пучков трав и хрустальных шаров. Атрибуты непременного обмана отсутствовали, и это заставило Алексея усомниться в том, что его втянули в спектакль на роль лоха. Чтобы лох чувствовал себя комфортно, ему надо показать то, что он часто видел в кино. Здесь же он видел что-то близкое обычным людям. Диван и стол, напротив входа кухонная зона с холодильником и газовой плитой, работающей от баллона.
— Ко мне часто приходят такие, как ты, — произнесла женщина, сидевшая за столом.
Алексей готов был поклясться, что еще секунду назад ее там не было.
