Обернулась царевна и застыла, напротив стоял тот самый раб. Он, как и там - в зале сверлил ее взглядом чудодейственным:
- Спасибо, - чуть слышно ответила Ярушка и протянула руку.
Тогда подошел к ней Батулай, собрался уже пасть к ногам, как девица отпрыгнула, и край юбки подобрала:
- Это ты чего задумал? – заговорила она, сведя брови у переносицы. – Никак приставать?
- Нет, что вы, - залепетал раб. – И в мыслях не было. Я к вам с уважением.
- А-а-а-а, - протянула царевна. – Ну, коль так, то давай ленточку, да садись на скамью. Передохни. А то вон как умаялся, пока ковылял сюда.
- Вы разрешаете мне? – с надеждой во взгляде произнес Батулай.
- Конечно.
Присел раб на скамью на одном краю, а Яра на другом. Боязно ей было, как-никак чужеземец. Вдруг Фирдоуси подослал охальника, чтобы скрасть ее раньше времени. Но Батулай вел себя смирно, казалось, что раб боится царевну не меньше, чем она его. Он тяжело дышал, порою даже постанывал, будто старик, но глаза были как у молодца.
- Отчего хромаешь? – заговорила Яра, смотря на Батулая с прищуром.
- Часто хозяин наказывал.
- А почему лицо скрываешь от людей?
- Говорю же, часто наказывали, - молвил он с безразличием в голосе. – Я в услужении царя с малолетства, накопилось шрамов на теле за долгие годы.
- Жестокий хозяин твой.
На эти слова раб лишь пожал плечами и хотел уже встать, но Яра резко поднялась и схватила его за руку. Батулай тогда вздрогнул, попытался вырвать руку, но царевна крепко вцепилась:
- Помоги мне, - прошептала девица.
- Отпустите меня, царевна, - взмолился раб. – Если кто увидит нас, не сносить мне головы.
- Пожалуйста, - на глазах Яры снова показались слезы, а верхняя губка задрожала, - помоги. Не хочу пасть жертвой хозяина твоего. Мы вместе сбежим. Ты обретешь свободу, а я, а я сразу оставлю тебя, мешаться не буду.
Но увернулся Батулай и что было сил, пошел прочь.
Только ступил он на тропинку – донеслись до ушей всхлипывания. Обернувшись, увидел Яру сидящую на земле около скамейки. Положила она головушку на руку и трясется вся как осиновый лист, не вытерпело тогда сердце Батулая, подошел он к царевне, да как успокоить не знал, вроде и хотел руку на плечо опустить, но тут же одергивал. Заныли сразу же шрамы на теле раба, вспомнились удары плетью на дворцовой площади, где наказывал его хозяин за провинности, только вот смотреть на мучения девицы оказалось больнее, чем получать увечья, поэтому встал он перед ней на колени и заговорил:
