Олег Табаков и его семнадцать мгновений

за которыми последовала знаменитая оттепель. Табаков убежден: Хрущев проявил определенное мужество, чтобы избавить страну и общество от наследия Сталина. А как Олег Павлович относится к вождю народов, о том уже сказано. Табаков хорошо помнит, как бабушка, заслышав шум въезжавшего среди ночи во двор их дома автомобиля, вставала с кровати и шла к окну. Смотрела, в какую квартиру нагрянули незваные гости, за кем на сей раз приехали. В то время Олегу уже было семь лет и он кое-что соображал, а чего не понимал еще, то чувствовал по бабушкиному поведению, по разговорам взрослых, которые обычно прерывались, когда он появлялся в комнате. Чувствовал, как в воздухе незримо витало тревожное ожидание какой-то беды. Никто ведь не знал, кого завтра увезут в черном воронке или фургоне с надписью «Хлеб»…

После войны жизнь свела парня с Самуилом Клигманом, сыгравшим достаточно важную роль в его жизни. Самуил Борисович имел архитектурное образование, но душа его всегда была настроена на поэтический лад. Клигман был безответно и беззаветно влюблен в Марию Андреевну. Четко понимая, что никогда она не согласится выйти за него замуж, тем не менее всегда и во всем ей помогал. И в какое-то время просто стал еще одним членом семьи. Несколько не от мира сего, он мнил себя смелым и независимым человеком. По ночам слушал всякие «мутные» голоса, в частности – «Голос Америки». Регулярно покупал в гостинице «Астория» и читал газету «Британский союзник». Разумеется, его органы «взяли на карандаш» и со временем арестовали. Сам по себе Самуил Борисович – несколько наивный, но совершенно безвредный человек – не мог представлять буквально никакого интереса для органов. Но у них, наверное, был план по отлову шпионов или какое-то иное негласное распоряжение по лицам «определенной национальности». Короче, Самуилу Борисовичу сочинили такую страшную биографию врага народов, что казалось странным, как он до сих не ликвидировал товарища Сталина, целую группу других руководящих работников, включая партверхушку Саратова и области. Как от лидера заговорщиков от него требовали явки, пароли, адреса, заставляя под пытками оговорить Анатолия Андреевича Пионтковского, Марию Андреевну Березовскую и других его близких знакомцев, друзей. Сотрудникам органов, видимо, казалось, что из этого тщедушного еврейчика они смогут вить веревки, а уж заставить его «сколотить банду подлых врагов народа» принудят и подавно. Но не тут-то было. Клигман выдержал все издевательства и даже пытки, но никого не оговорил. Получил восемь лет лагерей и исчез из Саратова.

«Году в 54-м или 55-м, сейчас точно не скажу, я уже учился в Школе-студии МХАТ, в студенческую аудиторию номер четыре, где мы что-то репетировали, влетел Валька Гафт и заорал во все горло: «Лелик, твою мать! Ты тут кривляешься, а на улице тебя зэк ждет!» Я выбежал и у дверей «Артистического» кафе увидел Самуила Борисовича в ватных стеганых штанах и в черной телогрейке с не срезанной еще нашивкой на груди. Точь-в-точь, как потом описывали Шаламов и Солженицын. Клигман стоял и, видимо, мучительно сомневался, подойду я к нему или нет. Наверное, с минуту мы смотрели друг на друга, потом одновременно сделали шаг вперед, обнялись. Почему я плакал, объяснить могу: нервная система у актеров лабильная, изменчивая, а вот отчего слезы лились у Самуила Борисовича, ответить затрудняюсь. Позже мы время от времени встречались, продолжали общаться до самой смерти Клигмана в восемьдесят каком-то году».

* * *

Первыми друзьями Табакова были, конечно же, соратники по «Молодой гвардии» – Слава Нефедов и Миша Свердлов. Первый считался шалопаем, учился из рук вон плохо. А второй не только преуспевал в учебе, но и выполнял обязанности секретаря комсомольской организации. Первый затем стал артистом, окончил Щепкинское училище и в поте лица своего добывал кусок хлеба по городам и весям. Алкогольные грехи сильно мешали ему двигаться и развиваться. Миша закончил филфак, работал режиссером на Саратовском телевидении, снимал передачи в художественной редакции. Потом отбыл на землю обетованную к детям и там умер. С Мишкой и Славкой Олег, без преувеличения, впервые познал смысл и радость настоящей мужской дружбы. Позже ею Судьба тоже артиста не обижала, но святее уз того детского товарищества, кажется, уже не наблюдалось.

У пацанов имелись общие тайны. Они дружили с девочками из хореографического кружка. Первым туда проторил тропу Славик Нефедов, «завязав отношения» с Люсей Бычковой. А Олег познакомился с Ниной Кудряшовой. «Этой девочке я обязан многим: и постоянством, и верностью, и просто душевной полнотой. Высочайшая планка в отношениях с прекрасным полом, взятая в юности, не давала мне опускаться ниже на протяжении всей жизни. Я никогда не мог заниматься любовью, как это иногда делают некоторые – «а вот поехали сегодня туда-то». Один очень активный мой коллега не раз предлагал мне: «Давай рванем в малинник!». Не-ет. Не интересно мне это. Любовь всегда должна быть «с черемухой», как говорил мой папа. Если Господь или судьба одаривали меня чувством, так оно развивалось по всем законам влюбленности и всего ей сопутствующего. Я благодарен жизни за то, что график моих влюбленностей всегда был плотен, насыщен и регулярен. Почти как движение подмосковных электричек.

Три последних года средней школы были полнокровно-прекрасными благодаря в значительной степени девочке Нине. И благодаря моим друзьям. Когда Тузенбах говорит Ирине в «Трех сестрах»: «Впереди – длинный-длинный ряд дней, полных моей любви к вам», – я вижу свою юность в окружении друзей, исполненных любви друг к другу».

* * *

Задолго до окончания школы у Олега Табакова не существовало проблем с определением жизненного призвания. Педагог Сухостав придала юноше хороший исходный импульс для актерской профессии. А дальше все шло как бы само собой, по накатанной колее. Правда, к вступительным экзаменам Олег готовился тщательно. Кроме всего прочего, ему не давала покоя мысль: а вдруг все хлопоты знакомых окажутся тщетными, и московская профессура зарежет его на испытаниях. Такой вселенский позор пережить будет весьма затруднительно. Поэтому отчаянно готовил мелодраматический ура-репертуар. В самом Саратове его слушали Светлана Скворцова, заканчивавшая в том год Школу-студию МХАТ, и Лиля Толмачева, которая Школу-студию закончила и уже считалась одной из первых московских театральных звезд. А мама Лили – Маргарита Владимировна Кузнецова – была как раз классным руководителем у Табакова.