Что там – за словом? Вопросы интерфейсной теории значения слова

Интересна динамика значения слова ДЕРЕВЯННЫЙ: в 1990-х гг. для него стало популярным значение ‘дешевый’, наглядно проявившиеся в частотной записи: РУБЛЬ – деревянный. В 2011 г. такая связь перешла в разряд малочастотных; на первый план вышло значение ‘сделанный из дерева’. С учётом создавшейся в последнее время конъюнктуры рынка можно прогнозировать, что в недалеком будущем слово ДЕРЕВЯННЫЙ станет увязываться со значением ‘подлинный, из натуральных материалов, поэтому дорогой’.

Для слова РАЗВАЛ в 1990-е гг. стало широко использоваться в значении ‘рынок’; ныне самой частотной стала запись «схождение- развал», связанная с ремонтом автомашины; такие записи сделаны как мужчинами, так и женщинами, т.е. гендерные различия не проявились.

Появление новых словосочетаний или изменение степени актуальности уже имевшихся или теоретически возможных для носителей русского языка сочетаний слов согласуется с динамикой соответствующих реалий повседневной жизни общества. Так, если в 1990-е годы была очевидной привлекательность свободного РЫНКА и значимость РЫНКА вещевого (он же – РАЗВАЛ), то теперь на первый план вышел РЫНОК труда. По тем же причинам стала актуальной и сочетаемость слов, ранее не регистрировавшаяся в экспериментах. Например, к сочетаниям БАНК данных, крови, донорской крови добавились БАНК спермы, тестов. Вполне естественно, что ранее не могла быть актуальной ДОСТАВКА пиццы, ДЕПУТАТ увязывался с Верховным Советом, а не с Государственной Думой; в настоящее время ПРИВАТИЗАЦИЯ перестала вызывать представление о ваучере и т.д.

Основные выводы по результатам этого исследования таковы:

а) носитель языка может не иметь чёткого представления о значении хорошо известного ему (даже употребляемого им) слова;

б) идентификация значения слова может реализоваться через смутное представление о некоторой области деятельности или ситуации, с которыми как- то может быть связан именуемый словом объект;

в) может иметь место фокусирование на некотором возможном или воображаемом признаке или признаке признака именуемого словом объекта;

г) идентифицируемое слово может вызывать ярко проявляющиеся эмоционально-оценочные переживания;

д) могут иметь место сдвиги в значении слова и в вызываемых им эмоционально-оценочных переживаниях;

е) представительный корпус экспериментальных данных свидетельствует о постоянном взаимодействии множества оснований для «выхода» индивида на многомерный образ мира как базы для переживания слова как понятного.

Главное состоит в том, что при идентификации слова как такового носитель языка использует стратегии и опоры, которые каким-то образом помогают ему найти хотя бы крупицы разделяемого с другими людьми знания и на этой основе достроить через встречное конструирование полезные для понимания и взаимопонимания образы, ситуации, отношения, следствия и т.д. Это происходит благодаря «выходу» на внутренний контекст предшествующего опыта со всеми возможными и воображаемыми ситуациями и выводными знаниями. Иначе говоря, речь идёт о том, что понимание слова индивидом обеспечивается взаимодействием ряда процессов и продуктов поиска (по множеству признаков и признаков признаков) разнообразных вербальных и невербальных опор в многомерной мультимодальной сети продуктов переработки опыта познания мира и общения.

Фактически то же самое происходит при функционировании некоторых научных терминов в гуманитарных науках: воспринимаемый термин «вписывается» в уже имеющуюся сеть многообразных связей и отношений; срабатывают общечеловеческие механизмы «достраивания», своеобразного «моделирования» того, о чём может идти речь. При этом нередко желаемое может идентифицироваться как действительное, вследствие чего происходит включение в «не то» категориальное поле с приписыванием термину внутреннего контекста, не отвечающего его парадигмальному значению. Но в отличие от обыденной жизни, где оперирование «расплывчатыми множествами» в определённой мере допустимо, научная деятельность требует ответственности за полноту понимания сути того, что именуется термином.

Приведённые примеры дают основания для вывода, что для исследования слова как достояния индивида, т.е. «живого слова», требуется соответствующая методология, способная учесть специфику языка как одного из психических процессов, совокупность которых обеспечивает адаптацию человека к условиям естественного и социального окружения. Необходим переход на новую парадигму, суть которой передаётся метафорой «живое знание» (см. следующий раздел главы). Более подробно проблема живого знания рассматривается в книгах: [Залевская 2011; 2012] (см. также работы Г. Г. Шпета, Л. С. Выготского, В. П. Зинченко).

2. Роль общенаучной метафоры в познании

Каждый из известных периодов развития науки характеризуется наличием некоторой общей идеи, которая сначала может не замечаться или резко критиковаться (вспомним о «лженауке кибернетике»35), но постепенно становится популярной, широко используется и владеет умами исследователей, пока не появится что-то новое, влекущее за собой переход на иную парадигму.

Цель предлагаемого раздела – привлечь внимание к тому, что сформировавшаяся в некоторой науке идея при её преломлении в других областях научного знания может становиться метафорой, влекущей за собой образование некоторых весьма живучих мифов, и если первоначально принимаемая метафора могла быть импульсом для нового видения исследуемых объектов, т.е. давала положительный эффект, то со временем порождённый ею миф может стать тормозом, своеобразным предрассудком, не позволяющим выйти за рамки того, что предписывает своеобразно трактуемая (т.е. фактически