А те, дурные, пасутся, как будто они ни при чём.
Хоть бы на выручку кто бросился…
Пылесос – как бы ружьё охотничье.
Месяц она вкалывала под Шопена – дача как ювелирная засияла.
А однажды выволокла шезлонг в сад.
И легла загорать… Всё!..
Случилось…
Поехали мы с ней в бюро добрых услуг и кухарку наняли…
Всё… Вот время было!
Очень сильная наука была.
Квартиры, дачи, дома, города строили.
Бочку икры чёрной выкатывали на развес на улице в Арзамасе.
И верхний слой икры выбрасывали – заветрился.
При такой жизни и не хочешь, а соображать начнёшь.
Человеку не так важно, как он живёт – хорошо или плохо, – важно, что лучше других…
СССР так ухитрялся распределять то, что было, что у каждого льгота была.
Один партиец, другой ударник, третий общественник, четвёртый дружинник, пятый орденоносец, шестой с грамотой, седьмой передовик, восьмой – право на оружие – и у всех у них ни черта нет.
Одни документы.
А по-настоящему – только в армии и в Академии наук.
Ох, наука!
Открываешь туда дверь и входишь в другую жизнь.
Всё! Приехали, Михалыч!
Некоторые делают из многих одну.
А я одна, но такая разная.
Звонок.
Снимаю трубку.
Оттуда вздох.
Потом:
– Это из налоговой инспекции говорят.
Страшно слышать свой крик и свои слова в этом крике.
Он купил самоучитель по борьбе с венерическими болезнями.
И счастлив.
Сидим мы в Ленинграде, в ресторане «Норд»…
Илья Авербух, я и Саша Демьяненко.
Нас из-за Саши пустили.
Год эдак 1975-й.
Тут же к Саше подошли двое:
– Выпьем!
– Не будьте назойливы!
Подошла девушка:
– Разрешите вас пригласить…
– Я не танцую.
– Ну, пожалуйста… Эх…
А тише, спокойнее, интеллигентнее Саши Демьяненко был только Слава Ткачёв.
Вторая подошла:
– Разрешите вас пригласить…
– Девушка, я не танцую.
– Вам жалко?
