свиней и пота.
Я показал на дверь в комнату матери, а потом на занавес от пола до потолка рядом с нами на лестничной площадке.
– Я буду ждать здесь, – заявил я.
План в последний раз промелькнул перед моим мысленным взором. Драммонд собирается бежать в Америку, необходим его арест, борьба, мои друзья ранены, выстрел, чтобы пресечь его сопротивление, – выстрел без намерения убить, но… я должен был защитить моих друзей и задержать убийцу дяди.
Оставив горящую свечу на столике у перил, я раздвинул длинные занавесы и спрятался между ними в темноте.
Из-под двери моей матери все еще лился свет.
Громадные искаженные тени подрагивали на стенах, по мере того как мои друзья готовились, потом они повернулись в ожидании знака от меня. Револьвер, словно кусок льда, холодил мою ладонь. Я поднял руку, кивнул, и тут Шон распахнул дверь с громким хлопком, и все они шумно бросились внутрь через порог.
Раздался визг матери.
Что-то крикнул Драммонд, но я не разобрал что. Я слышал только голос Шона:
– Вы арестованы за убийство…
Он не закончил предложения. Кто-то панически закричал:
– Осторожнее, у него…
Но в следующее мгновение раздался звук выстрела, и мой мозг онемел от страха.
Я знал, что у него есть револьвер. Но не кольт, который исчез после нашего приезда в Ирландию, а смит-вессон. Драммонд всегда держал его в запертом шкафу внизу. Я не догадывался, что он получал угрозы. Никто мне этого не сказал. Я понятия не имел, что ночью он держит пистолет под рукой. И этого мне тоже никто не сказал, а мне не пришло в голову, что Драммонд настолько испуган, что спит с револьвером под подушкой.
Кто-то вскрикнул – я не знал кто. В спальне творилось черт знает что, а я хотя и пытался двигаться, но не мог – что-то случилось с ногами.
Мне удалось распахнуть занавес и поднять руку в тот момент, когда Драммонд выскочил из комнаты. Револьвер все еще дымился в его руке. За открытой дверью лежал в луже крови Шон, а Пэдди с искаженным от ненависти лицом вытащил нож и бежал за Драммондом.
Драммонд не колебался ни секунды. Он поднял пистолет.
Звук оглушил меня, отдался эхом в высоком куполе над нами, все подвески громадной люстры вздрогнули во второй раз в полутьме.
Револьвер дымился в моей руке.
Драммонд, живой и невредимый, развернулся, а за его спиной отлетела щепа от косяка двери, в который попала пуля. Его револьвер был направлен на меня. Но он не выстрелил.
Не выстрелил и я. У меня в барабане оставалась одна пуля, но я ею так и не воспользовался.
Я смотрел на него. Он все понял. Мои глаза милосердно заволокло туманом, и я не увидел, как Пэдди Джойс вонзил нож ему в спину. Но я услышал вскрик Драммонда. Услышал, как сломались перила, когда его тело с силой ударилось о них, услышал, как загрохотал пистолет, выпавший из его руки, и, наконец, после мучительного мига тишины – удар его тела о мраморный пол далеко внизу.
Наступило мгновение, когда мир перестал существовать. А потом из спальни выскочила мать и начала кричать как одержимая.
Я был в комнате Керри. Не знаю, как я там оказался. Кто-то повторял моим голосом:
– Я не смог сделать это, не смог сделать это, не смог сделать это…
Керри крепко обнимала меня. Прижималась ко мне большими, теплыми, утешающими грудями.
– Но дело сделано, – говорил этот неизвестный, продолжая использовать мой голос, – и теперь все кончено. Но я компенсирую ему все, чем обязан ему. Компенсирую через его сыновей.
– Нед, – прошептала Керри неизвестному, и тот вдруг стал знакомым, и я снова осознавал, кто я.
– Боже мой… – Я заплакал как ребенок. – Боже мой…
Тень упала на нас.
– Нед, дорогой, вот возьми, – сказала Нэнни. – Выпей. Это теплое молочко. Ты же помнишь, как любил теплое молочко?
– Спасибо, миссис Грей, – тут же произнесла Керри рассудительным, взрослым голосом. – Пожалуйста, дайте мне немедленно знать, когда появятся мисс де Салис и доктор Кагилл.
– Да, миледи, – ответила Нэнни.
– Как себя чувствует Шон Джойс?
– Ничего, миледи. Я плотно забинтовала ему руку, и он лежит на койке в будуаре.
– Хорошо. Проследите, пожалуйста, чтобы мисс Камерон не выпускала детей из детской. Они пока ни в коем случае не должны спускаться вниз.
– Хорошо, миледи, – отозвалась Нэнни.
