Не исчезай

а не кошкой.

А темы у них был повседневные, тривиальные – Люба делилась с Васей мелочами жизни. Не Фросту же ей было рассказывать о мелких, женских проблемах, о неудачах и обидах. Или о том, что в очередной раз отказались публиковать. Что муж ее не понимает. Что работа тяжелая, жестокая, беспросветная. Не хотелось ей ныть, казаться занудливой. L уговаривала себя: «Наверное, так и должно быть. А не печатают потому, что я хорошо пишу. У меня скопилось ненапечатанного на хороший трехтомник», – думала она. Собирала по сусекам: перетряхивала многолетние дневники, электронные послания сетевым литературным друзьям; притащила из подвала древний компьютер, принялась отыскивать забытые рассказы и заметки, из старого. Вдруг понравится?

Такие вот повседневные истории рассказывала она своей кошке Васе – про обиды и надежды. А еще ругала ее, кошку, за непослушание, за то, что она такой гуленой оказалась. Ну что с нее возьмешь! Она ведь кошка, да еще и дикая. Потому что кошка Вася была приблудной. Приходила к дому, мяукала, вот L ее и пожалела.

Эта кошка обладала повадками кота, разгуливала по комнатам на толстых лапах, распушив хвост, и являлась истинной хозяйкой дома. Назвали ее Васей. Но когда Вася родила троих котят (их пришлось срочно раздавать по знакомым, а Васю везти к ветеринару для немедленной фиксации), стало ясно, что это не Вася, а скорее всего, Васса. Но в семье по привычке продолжали называть пригульную Вассу мужским именем.

– Вот ты бегаешь, а лучше бы дома сидела. Если бы я могла сама с тобой дома сидеть, мы бы, наверное, целый роман сочинили. Когда работаешь, то это уже не совсем писательство, а скорее графомания. Знаешь, мне вчера один графоман звонил. Пожилой дяденька. Выманил мой номер телефона лет сто назад. Позвонил, а я, Вася, на работе. Через пару часов звонит, а я в спортивном клубе, в раздевалке – голая. Перезваниваю из машины, говорю с ним вежливо (я же воспитанная): чего, мол, надо? Да за литературу поговорить, отвечает, как ваши литдела обстоят. Печатаетесь? Немного. Где? Да там кое- где в Интернете. Я, говорит, в это не верю, во все эти новомодновведения, я верю в бумагу. И минут за сорок (коротенько так) рассказал, как у него дела обстоят литературные. Вася, представляешь, какой одинокий, видно, человек! Не рычи, а то мне придется тебе все когти пообрезать. Нечего было под кустами ползать. Посмотри на меня, я вся исцарапалась, пока тебя доставала. А зачем ты под забор полезла? Думаешь, мне приятно было тебя за хвост ловить? И ведь все равно убежала… Эх, Вася! Я еле выкрутилась, чтобы не обидеть пожилого дяденьку. Много здесь одиноких, ненужных… Все грамотные, все пишут. Это такой русский, иммигрантский феномен. Нет, ну скажи, зачем ты убегала? Назло мне, да, чтобы я тебя из кустов соседских вылавливала в халате и тапочках? Нет, ты не вертись, не надо на меня лапой замахиваться. Я из-за тебя вернулась вся в ошметках и листьях. А волосы! Ты думаешь, я могу под кустами ползать, как ты? Голова после этих кустов была как у бомжа – в каких-то сучках да иголках. Пришлось мне из-за тебя голову мыть.

Кошка Вася кувыркалась, ворчала, рычала иногда от недовольства, как собака.

2

Люба и сама – что кошка на окошке. Осторожно выглядывает, ловит запахи чутким носом, подрагивает зрачками. Следит настороженно за перемежающимися бликами, игрой света и тени. Ей хорошо у окна, между ней и миром тонкая, частая оконная сетка. Но даже здесь, в этой домашней норе, чувствует она непонимание, недо-понимание жизни. Ест, живет на бегу, принимает решения (или жизнь принимает за нее эти решения?), совершает поступки лишь в ответ на то, что предлагает, подбрасывает окружающий мир. Лихорадочные, быстрые, рваные чувства, запутанный клубок мыслей – вздрагивающая, напряженная, болезненная плоть, трепещущие нервные окончания, встревоженный мозг, облако эмоций, бегущих, скачущих мыслей. «Это не я… или это не совсем я… Мне некогда быть, некогда быть собой», – думает она. Если бы остановиться… но разве можно остановиться? Страх, что не хватит денег. Страх неверных поступков – как будто жизнь подобна задачнику, в котором в конце есть правильные ответы на все вопросы… Словно кому-то что-то должна, покачиваясь на краю пропасти, на одной ноге – шаткий, неверный баланс на бегу, на скаку. Вернее, вот он обрыв, по обрыву иду, «по-над пропастью», чуть загляжусь – тут же и сорвусь.

Сегодняшний день, вот этот момент – остров в океане неизвестности.

3

Но все же надо найти опору, в чем-то найти опору, во что-то верить. Вот хотя бы в поэзию. Возможно ли верить в Бога, который сотворил все это и меня вот такую? Легко верить в небо, траву, облака. Но верить в машины, в железо, в пластиковую, целлулоидную цивилизацию? В дороги, пыль, ежедневность, что скрипит на зубах?

– Я не могу верить, – обращается она к призраку.

Он опускает занавеску, отходит от окна. Редкое затишье – их двое в доме. Кажется, что двое во всей Вселенной.

– Почему?

– Потому что вера должна быть основана на фактах. Я верю в то, что подкреплено фактами.

– Но ведь вера – это сознательный выбор.

– Не так, совсем не так. Вера случается, происходит. Она или есть, или нет ее, этой веры.

Так ее научили в детстве, в школе, в семье. Вере учат, вера достается в наследство. Вера есть иная реальность.

– Я так не думаю. Когда открываешь душу, делаешься уязвимым. Вера – это уязвимость. Неверие – попытка защититься, сохраняя свою неизменность.