дровяные — это оклад жалованья заместителя губернатора, выше генерала командира корпуса. И выплата эта идет не по Коллегии, а из императорского фонда! Перед смертью Пушкин говорит: «Передайте государю, что был бы весь его». Николай платит долги поэта — около 150 000 тысяч золотом (ну, кутил, в карты играл, это не важно), выкупает заложенное его отцовское имение, обеспечивает семью и образование детей большой пенсией, издает за государственный счет собрание сочинений Пушкина, весь доход — в пользу семьи.
Бенкендорф докладывает: «Пушкин в Английском клубе говорил с восторгом о Вашем Величестве и заставил всех пить за Ваше здоровье».
На Пушкина начинают писать эпиграммы: и ты, Брут, продался большевикам! Пушкин отругивается и объясняет: это искренне, Николай хорош, о пользе России думать надобно и т. п.
Господа, это, простите ради бога, охрененно интересная история, важнейшая все, принципиальная, — и мы уже добираемся до сути, до глубины, до самой до кащеевой иглы нашей истории русской литературы и вообще русской многострадальной истории — которая есть исток многострадального настоящего и залог многострадального будущего.
Да, так «прогрессивно мыслящая» часть общества стала Пушкина презирать, поливать и сочинять типа:
И пошли слухи, что Пушкин — платный агент правительства. И пошли доносы царю, что Пушкин — грешен и неблагонадежен, Николай не обращал внимания.
То-есть, то-есть, то-есть! Изменение публичных политических воззрений, перемена в изложении мировоззрения после 14 декабря 1825 и воцарения Николая — у Пушкина и Булгарина абсолютно одинакова! Никаких принципиальных отличий! Сила солому ломит, против лома нет приема, хочешь жить в России — так за ее законы не выпрыгнешь, а Николай заборы сразу поставил прямые и высокие, и чтоб не прыгали следил зорко. Хочешь свободы? — с друзьями на кухне разговаривай, с женой под одеялом! Хочешь печататься — о самодержавии хорошо или хоть терпимо. Хочешь какой-либо карьеры — знай, где сказать похвальное слово хоть царю, хоть Марксу, хоть родной партии! Все. Тебе огласили весь список.
И вот Булгарину-то за его обзоры русской литературы, и шире — культуры, и соображения по разным общественным и политическим моментам — именно соображения! мнения! — никто отдельно и специально не платил. Хватит с него и того, что его «Северной пчеле» единственной из частных неофициальных газет дозволено печатать политические новости.
Вот фон Фок, управляющий III Отделением, вместе с Бенкендорфом его создатель, ему Булгарин также адресовал свои записки — вот что о смерти фон Фока записал в дневнике Пушкин: «На днях скончался в Пб Фон-Фок… человек добрый, честный, твердый. Смерть его есть бедствие общественное…»
Записки Булгарина давно опубликованы и открыты для чтения. Так о чем он писал? Что связь и отношения между народом и властью, то есть царем и крестьянами, должна быть теснее и осмысленнее. И здесь присяга императору — лишь одна из мер, которые дают хоть какое-то ощущение неравнодушия: а, ваши дела нас не касаются (что для России и ее населения всегда было характерно). Что от либеральных идей народ надо предохранять (уж вот оригинал). Что уж если власть монархическая и абсолютная — то хоть в мелочах надо давать людям больше воли: пусть обсуждают безделицы, коли вообще недовольны, но не трогают главных проблем (ну прям как сегодня).
А вот уже не фон Фоку, а генералу Дубельту Леонтию Васильевичу, позднее управляющему тем же Отделением Булгарин пишет и доказывает: вредно и бессмысленно давить цензурой инакомыслие и бороться запретами с чуждыми идеями — убеждению должно быть противопоставлено иное убеждение, идее — другая, верная и более сильная идея. А иначе все равно и книги запрещенные везут, и идеями запрещенными проникаться будут, и с репутацией запрещенного любое положение усиливает свою притягательность.
Какие доносы? Какой агент?
Консультант — да. Обозреватель — да. Политтехнолог, выражаясь современным языком — да. Короче — осветитель-аналитик происходящих процессов и подаватель советов. Это — да. Не довольно ли?
А что все литераторы того времени собачились в печати, поносили друг друга, превозносили и ниспровергали, боролись за мнение публики, и критики, и к власти апеллировали насчет государственной пользы или вреда — так это дело обычнейшее и всегдашнее.
Что бесспорно — по своим гласным убеждениям Булгарин был государственник. Так что? А Пушкин кем? А Булгаков — со Сталиным боролся или заискивал? Ах — тогда иначе было нельзя? А при Николае вы много борцов за свободу и демократию знаете? Герцен? А второй кто — Огарев? Третьим будешь?
А-а — он значился чиновником. А Пушкин кем значился — глашатаем? Коллегия, титулярный советник, камер-юнкер, жалованье — он кто, анархист Кропоткин? Да если бы Булгарин написал прочувственные стихи про царя и провозгласил бы тост за его здоровье в благородном собрании — его бы как заклеймили? Не отмылся бы вообще. Булгарин значился с тем же VIII классом чиновником для особых поручений Министерства народного образования — и что? Разве что денег за это не получал — пером и газетой кормился.
Царь пожаловал Булгарину бриллиантовый перстень за «Дмитрия Самозванца»? Ну не все ж его в тюрьму сажать за раздражающую рецензию.
Но с этого момента — Булгарин враг народа! Реакционер, стукач, лицемер, льстец, клеветник, душитель свобод и исчадие ада! Хватит с вас подробностей! Пора и за топор браться!
