понятности этот формальный взгляд, кто понимает.
То есть. Текст песни — стихи — это безусловно литература, и об этой литературе несколько слов сказать необходимо.
Здесь с предвоенным созданием военных песен тоже интересно получается. Вот всесоюзно любимая «Три танкиста» — стихи Бориса Ласкина, 1939 год. А вот и «Марш танкистов» того же Ласкина, впервые прозвучал в том же фильме «Трактористы»: «Броня крепка, и танки наши быстры». И припев помнила вся страна: «Гремя огнем, сверкая блеском стали пойдут машины в яростный поход, когда нас в бой пошлет товарищ Сталин и Ворошилов в бой нас поведет!» Ну, столкновения с японцами на озере Хасан были в 38-м году, на Халхин-Голе в 39-м, так что уже «решили самураи перейти границу у реки».
А вот с песней «Принимай нас, Суоми-красавица… раскрывай же теперь нам доверчиво половинки широких ворот», написанной Анатолием Д’Актилем, он же Френкель (не Ян, не путать) — немного другая история. Видите ли, Зимняя война, она же советско-финская, началась фактически 26 ноября 1939 года с ноты Советского правительства, а 30 ноября начались собственно военные действия. И строки «Невысокое солнышко осени зажигает огни на штыках» были написаны еще летом 1939 — заказ уже был сделан! С финнами еще мир — но военная песня уже готова. Правда, славы большой не досталось ни той войне, ни песне.
Исаковский написал в 1938-м стихи песни «Катюша» — этого песенного гимна военной эпохи. Знаменитее песни просто не было, так много, часто не пели ничего больше.
24 июня, через два дня после начала войны, были опубликованы стихи Лебедева-Кумача «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой». Еще через два дня они стали песней на музыку Александрова, и песня эта, «Священная война», стала символом военной эпохи. До сих пор памятна, не забыта.
«Темная ночь» из фильма «Два бойца», самая широко известная, наверное, из таких тихо-лирических песня войны, которую пели, так сказать, для себя — это стихи Владимира Агатова на музыку Богословского. «Землянка» на стихи Алексея Суркова: «Бьется в тесной печурке огонь».
Песенная поэзия очень занимала немалое место в литературе Великой Отечественной войны. Главное что — известность ее была огромной, непосредственное влияние на слушателей было огромным. Думаю, что эта тема заслуживает отдельного исследования и ждет своего исследователя: «Роль и значение песенной поэзии в культуре большой войны». Война — этот тот исторический излом, тот экстрим, когда вперед и вверх выходит род и жанр искусства самый краткий и насыщенный эмоционально и энергетически. Это исходная, первозданная поэзия — очень востребованные народом слова, поэтически организованные и исполненные мелодически, на ритмованной музыкальной основе.
Но обычно, в обыденном употреблении слов, мы это поэзией не называем. Как-то давно произошло расподобление поэзии и песенных текстов. (Такие феномены, как Высоцкий — это редчайший случай абсолютного единства стихов и их исполнения. А мы говорим сейчас о традиции.) Поэзия — это то, что напечатано на бумаге, что поэты и вообще исполнители произносят речью без музыки.
И здесь поэтом эпохи является, бесспорно, Константин Симонов. Написанное еще в июле 41-го стихотворение «Жди меня» — это главные стихи войны. Если знал кто-то хоть одно стихотворение — так это было оно. Его перепечатывали многотиражки, его посылали в письмах с фронта в тыл и из тыла на фронт, эту фразу — «Жди меня, и я вернусь!» — писали на бортах грузовиков и башнях танков, мелом и краской.
Симонов — очень крупное, принципиальное явление советской литературы. Пацан, воспитанный сталинскими пятилетками, убежденный в советских идеалах юный комсомолец — он был проникнут духом победы мирового коммунизма абсолютно искренне! Убежденный советский романтик, патриот в военно-революционном духе, он писал свои советско-патриотические стихи абсолютно искренне, убежденно, что называется по зову сердца.
Сегодня к Симонову относятся несколько пренебрежительно: «сталинский мальчик», «лауреат сталинских премий» «официальный поэт» и тому подобное. Мол, раз не был в оппозиции и гоним, да раз стихи его не видны как формально изощренные — так это поэтишка так себе, в общем. Но все обстоит совершенно иначе.
Если возводить литературную преемственность — Симонов прямой наследник Лермонтова, его военных стихов, и прежде всего — «Завещание»: «Наедине с тобою, брат, хотел бы я побыть…» Это ровный ритм, это спокойное мужество и стоицизм, это война и смерть как профессия и призвание мужчины, тяжелое и печальное, но необходимое призвание. Здесь же у Симонова борьба и открытия, это память о подвигах и жертвах предков как просто о тяжелой работе. И это романтика — как стремление в неизведанное, жажда открытия и переустройства мира, жажда исполнить свой долг и победить даже ценой своей жизни.
И еще, конечно, это традиции Киплинга. Недаром под старость он его много переводил. Мужество, долг, спокойствие, презрение к опасностям и смерти — при этом весь груз тяжкой миссии, собачьи условия жизни, простота и демократизм жизненных ценностей. И — честность, честность! Подвиг как обыденность тяжкой работы, без всякого пафоса. О, Киплинг был великий поэт! простите за банальность…
Симонову было двадцать лет, когда началась Гражданская война в Испании, когда Союз помогал республиканцам, когда люди со всего мира ехали добровольцами воевать в интербригадах против фашистского режима Франко. Это было для многих, прежде всего юных, время великого идеализма и великих надежд, время веры в справедливость на этой земле. Вот на мифологии этой войны начался юный поэт Кирилл Симонов, который взял себе имя Константин, потому что картавил и «р» не выговаривал, называть себя при знакомствах было немного неловко и смешно, бывает такой юмор судьбы.
А в стране был военный психоз. Военные конфликты с Японией. Враждебное окружение. «Рот фронт», сжатый кулак вверх, коммунисты в тюрьмах, Эрнст Тельман. Пилотки-«испанки». Этот дух пронизывает и поэзию Симонова. «Когда его тяжелая машина пошла к земле, ломаясь и гремя, и черный столб
