Он угодил в яму в развалинах храма. Похоже, его преследовал зверь, Тамес бежал и угодил в западню. То были страшные раны, детка… очень страшные, и порядком нагноились. Никто не знал, кто их мог нанести, и он тоже… что было, как – он ничего не помнил, только бормотал в бреду.
Вот в этом самом доме матушка выхаживала Тамеса и ворчала: верно, никакой он не паломник, раз Прекрасный решил сгноить его в развалинах. Но я смотрела ему в глаза и, когда он спал, держала за руку. Такие мягкие у него были руки, как сейчас помню. Видно, что орудовал он пером, а не сохой.
Во второй раз мы дали ему проводника, Гвур стал подслеповат, но леса знал, как свою старуху. Еще через луну он вернулся, сказал, что передумал сопровождать путника, но ничего не пояснил. Мы уже забыли о книжнике на много лет, когда снова услышали о Тамесе из столицы. Он дошел до своего бога и вошел в святая святых. Видения и мороки обманывали его, пытались заставить свернуть, сама земля шевелилась и трещала, как старое дерево, но он дополз до обрыва над пустотой, где в луче света золотилась пыль, и тогда бог снизошел, чтобы заговорить с ним. И это было больно. Холодная и безучастная пустота, и знание, которое распяло его над землей, но тянуло дальше, и в прошлое, и в будущее… он сошел с ума и кричал от ужаса, мой медовокожий Тамес, с руками, мягкими, как у блудницы… Кричал, захлебывался криком, потому как то, что он видел, не для глаз смертных. Но то длилось лишь мгновение, потом ему стало все равно. Это было в год Красной Луны, и ровно в тот год я впервые узнала то, чего сама не видела.
– Зачем… – Зено сглотнула слюну, вставшую в горле, – зачем ты рассказываешь?
– Затем, детка, что вы похожи. Ты тоже идешь к богу, я не знаю, зачем… да мне это и не надобно. Я помогу и дам всего в дорогу, но ты подумай, стоит оно того? Мужик-то здесь, рядом, и в холодные ночи как печка, только попроси обнять. А там пусто, холодно и очень, очень страшно.
Юсна встала, и посланница поняла, что взмокла под двумя шкурами. После отвара во рту стоял кислый вкус, а волосы насквозь промокли от пота.
– Спи, – сказала травница. – Пойду послушаю, о чем там говорят в деревне. А ты спи, Азрай твой скоро вернется.
Во второй раз Зено проснулась уже от ругани.
– О Солнцеликий, как же я глупа! Но кто подумал бы, что ты, ты сам – такой вот олух!
Вечернее солнце проникло сквозь неплотно подогнанные доски, в полосах охряного света блестела солома на полу. Азрай смущенно переминался с ноги на ногу, а травница, даром что на голову его ниже, выговаривала, наставив палец ему в грудь.
– Ты бы еще сказал, что женушка у тебя колдунья! Вот тогда бы точно. И куда вернее.
– Это было бы неправдой.
– А то, что ты сказал, правда? О прекрасный и милосердный… дай сюда! Тебе это уже не нужно.
Юсна отобрала у него половник из потемневшего дерева.
– Что случилось? – Зено села и сама подивилась своей злости. Никто не повысит голос на Азрая. Даже старый посол.
– Что случилось? Твой убийца, деточка, распустил в общинном доме язык! Вот что. Рассказал, что творится на царских землях, но то куда ни шло, все и так хотели знать. Но он сказал, будто ты ученый книжник и едешь осматривать развалины.
– И что? Это… это связано с историей?
– То, детка. То! Деревенские остолопы верят, будто вестник оттуда пришел. Из старого храма. Как думаешь, что они решили?
Не дожидаясь ответа, травница замахнулась в пустоту половником.
– Что из развалин приходит нечисть, а потом туда едут книжники, и проще с ними расправиться по-простому. Киту?р говорит, сжечь дом: благо старый и вспыхнет быстро. Старуха Бава?на трясет головой и шамкает, мол, добро пропадет и проще уж потравить.
– Ты сама слышала? Или тоже пришло неведомо откуда?
– Я говорила, что пойду в деревню, – отрезала Юсна.
Она быстро складывала в сумку свертки, мехи и прочие вещи. Пришел черед узелка с травами, который хозяйка собирала днем. Быстро сообразив, что они уходят, Азрай завернул мясо в липкую желтоватую лепешку, а вторую протянул спутнице.
– Ешь-ешь, – приказала травница. – Это они не потравили, Бавана сокрушалась…
– Что там слышно? – Говорить с набитым ртом Зено не привыкла, но сейчас не до хороших манер. Жуя на ходу, воин приоткрыл ставни и выглянул наружу.
– Пусто. Все как вымерло.
– Вот то-то же, – прокаркала Юсна. – Одевайся, дуреха!
Это Зено сообразила и сама. Она уже зашнуровывала туфли: проклятая тесьма оплетала голень и завязывалась чуть ниже колена. Удобно, но не когда нужно уносить ноги.
– Что они делают? – спросила посланница. – Куда все делись?
– Окружают деревню. И особо дом. – Юсна заворчала. – Если я хоть немного знаю Резаша, то я права, он старый охотник.
– Что, если мы просто уйдем? И тогда никто не пострадает? – спросил Азрай.
Ответом ему был шум и истошное ржание Тумана.
– Можешь попробовать, – травница фыркнула. – Только я ореховой скорлупки не поставлю, что получится.
Солнечные пятна на полу дрогнули – кто-то обошел дом с запада. Азрай обнажил клинок, не сводя взгляда с двери.
