смерть лучше, чем смерть сотен тысяч человек, и пожертвовал собой. Он не Тор. Он лишь пешка – в игре, правил которой не знает.
Стольник перевел взгляд на потолок и вытер ядовитый пот предсмертной испарины, выступивший от чужих воспоминаний. Он только что пережил смерть и не умер при этом. Воспоминания – это ужасно.
– Многие мудрости – многие печали, те, кто умножает познания, умножает скорбь, – процитировал слова древнего писания знакомый голос, который он слышал много тысяч лет и одну жизнь назад. – Действительно, воспоминания – это ужасно. Живи сегодняшним днем, иначе не будет будущего.
Стольник прыжком сел и перевел взгляд на кресло, стоящее между дверью и кроватью. Над спинкой возвышалась голова с загнутыми рогами. Подобные рога украшали шлемы только самого мистического рода титанов – рода Дэм.
– Ты кто? – прохрипел Стольник.
– Я еще одно воспоминание, – послышалась ехидная усмешка, и кресло развернулось к нему.
В свете Луны он увидел одного из участников последней битвы титанов, выбравшего темный путь в их борьбе за свет.
– Сайтан!
– И так меня тоже называют, – согласно кивнул незваный гость, постукивая боевыми когтями по деревянному подлокотнику кресла. – Хотя… как только не называют. Люди изобретательные насчет имен тех, кто будоражит их сонное сознание. Последние века я привык к имени «Несущий свет».
– Люцифер?!
– Угадал. Во тьме ночи даже малая искра истины ценится больше, чем самый яркий луч света днем.
– Что ты здесь делаешь?
– Да вот захотелось на кресле посидеть и на луну посмотреть, а тут раз – и ты.
– Что от меня надо?
– Не поверишь! – лукаво осклабился один из тех, кого люди называли демонами. – Ничего не нужно. Веришь?
– Нет.
– Ну и правильно. Верить нельзя, это расслабляет и позволяет к кресту прибить, хотя чаще на костре сжечь. Это, конечно, смотря во что верить или в кого. Надо знать! Только знание наделяет властью. Ты хочешь знать?
Харитон сделал паузу перед своим ответом, но, проглотив комок сомнений, мешающий дышать, ответил:
– Да.
– А душу готов продать за знания? – усмехнулся титан темного пути и, выждав мгновение, улыбнулся. – Шучу я. Шучу. А то еще согласишься. Не покупаем мы души, это человеческий фольклор. Душа человека бесценна. Если он ее готов продать, то ничего не стоит, ну, а если личность пресвященная, то цена ее больше всех богатств мира. В обоих случаях сделка невозможна.
Стольник смотрел на нежданного гостя в полном боевом облачении и пытался понять, что ему нужно от него. Если бы он хотел напасть, то уже напал бы, а не разговаривал. Да и зачем нападать? Титаны, наученные горьким опытом олимпийских войн, не воюют с титанами.
– Доспехи специально для тебя надел. Думаю, вдруг не узнаешь, ну или напасть попытаешься.
Значит, Сайтан хочет что-то узнать. Или сказать. Почему только начал так издалека?
– Потому что прямота считается хамством в культуре титанов, – улыбнулся одной половиной лица Сайтан. – Ты просто не все вспомнил.
Стольник чувствовал себя несмышленым ребенком, сидя голышом на кровати и слегка прикрывшись простыней, перед титаном, участвовавшим в последней битве и сумевшим проникнуть незамеченным на секретную базу синтов.
– Так что я должен знать?
Демон испытующе посмотрел на него:
– А достаточно ли ты сильный, чтоб узнать правду?
– Достаточно.
– Тогда знай. Мы те, кто приходит в последний час к сильным, желая спасти и предупредить. Вот я и предупреждаю: менее чем через час все в стенах этого здания умрут. Ты не сможешь ничего сделать. Только выбрать – уйти с нами и последовать нашим путем борьбы либо умереть со всеми. Ты готов умереть?
– Нет.
– Значит, ты с нами?
– Нет.
Сайтан удивленно вскинул брови.
– Третьего варианта не дано.
– Третий вариант – это сражаться за Свободное Солнце. Смерть – лишь неприятный, возможный, но не самый страшный этап борьбы. Поражение страшнее смерти.
– Ты говоришь, как синт, – с осуждением сказал демон. – Синты – фанатики. Они как люди – стремятся умереть за идею, поскольку, живя, боятся
