Помню, как однажды, еще ребенком, нашла мертвую цикаду под деревом, отогрела, оживила в ладонях. Она вспорхнула из моих рук, села на дерево и запела. Что-то было в этом… Она трещала вместе со всеми, но мне казалось, я слышу ее песню… я могу отличить ее от всех других. Чуть-чуть иначе, как-то неправильно.
Потом еще долго мне казалось, что я слышу ее в саду. Так странно, даже немного пугающе.
Если это возможно, я хочу узнать больше. Вспомнить или научиться заново. Понять. Мне все казалось – это важно, это имеет какой-то особый смысл.
В детстве мне приходилось прятаться от отца. Если бы сейчас была возможность, я бы хотела поговорить с ним. Я уже не ребенок, он мог бы мне объяснить. Почему уметь такое – ужасно. Но пока он был жив, мне было не до того… или просто не хватало сил поговорить.
Ингрун? Русалки знают о жизни и смерти куда больше. Но я даже не представляю, как можно с ней поговорить, как спросить. Да и решилась бы я сейчас?
Неправильная цикада с неправильной песней… что, если с людьми так же? Что-то меняется, и люди тоже становятся неправильными. Лучше смерть? А Эрнан? Как было с ним?
Я как-то рассказала Хаддину о бабочках, и он весь затрясся. Не знаю, что так подействовало на него. Он побледнел, замолчал и потом долго даже близко не подходил ко мне. Словно боялся. Словно я чудовище. А потом уже узнал отец и грозился запереть меня в башне, если я еще хоть раз сделаю что-то такое.
Постараться понять…
Лорд Коррин из Митра приехал раньше прочих гостей, задолго до положенного срока, но у него, очевидно, свои дела с Эрнаном. Один из самых богатых и влиятельных лордов королевства, едва ли не самый влиятельный. Вместе с ним приехал его брат, сэр Инир с женой, леди Руф, моей теткой по материнской линии.
Я помню ее, когда-то в детстве она приезжала к нам. Высокая худая женщина, уже заметно поседевшая, но сохранившая поистине королевскую осанку. Интересно, сильно ли она похожа на мою мать? Я не могла бы сказать этого наверняка, маму я не помнила, а по старым портретам определить сходство нелегко. Наверно, похожа.
Тетя глядела на меня с таким неподдельным сочувствием.
– Ты, должно быть, очень страдаешь здесь, моя дорогая?
Что сказать?
Страдаю. Но только не очень-то хочу об этом говорить.
И все же тетка пригласила меня к себе после ужина, и я не смогла отказаться. Это было бы просто неприлично.
Она занимала покои в Южной башне, высокие светлые комнаты, выходящие прямо к морю, рокот волн был слышен даже отсюда.
– Я так рада тебе, моя милая! – тетка раскрыла объятья, ожидая, что я подойду и поцелую ее, как в детстве.
Я подошла. Наклонилась, чуть коснулась губами ее щеки. Впрочем, она сама не стремилась обняться со мной, коснулась моего плеча кончиками пальцев.
– Я тоже рада, тетя.
Села рядом.
Она разглядывала меня так пристально, изучая. Давно не видела, конечно, я сильно изменилась… выросла.
– Как ты тут, моя дорогая? Тебе тяжело? Одиноко?
Столько приторного сочувствия в ее голосе, что мне стало нехорошо. Словно все это уже было со мной. Но не могу же подозревать в чем-то даже родную тетку? Ее-то в чем мне подозревать? Что не так?
Наверно, я просто схожу с ума.
– Все нормально, тетя, – постаралась улыбнуться.
– Нормально? – искренне удивилась она. – После всего, что тебе довелось пережить? Даже при том что приходится терпеть это чудовище? Убийцу? Луцилия, милая, не нужно скромничать, со мной ты можешь поговорить откровенно, я желаю тебе только добра.
Я как-то сразу подобралась.
Добра?
Нет, я слишком подозрительна. Так нельзя.
– Ничего, тетя. Женщине не приходится выбирать свою судьбу. Вряд ли я была бы более счастлива в Тааракаре, став женой Фиро Орса. Здесь я, по крайней мере, дома.
– О, бедная моя девочка!
Мне показалось, тетя сейчас расплачется.
Она щелкнула пальцами, и тут же появилась служанка с кувшином вина, налила ей и мне, поставила перед нами поднос с изысканными сладостями и
