отступать в прошлое. Например, узел между грудной клеткой и поясничным позвонком – между Т-12 и Л-1 – есть великая переходная зона между рыбами, дышащими жабрами, и земноводными, дышащими легкими, по времени примерно соответствующая тому, что мы наблюдаем теперь на берегах лагуны – между палеозойской и триасовой эрой.
Бодкин вернулся к своему столу и провел рукой по ряду записей. Слушая спокойный неторопливый голос Бодкина, Керанс подумал, что ряд черных дисков напоминает модель спинного мозга. Он вспомнил слабый звук барабана, воспроизведенный проигрывателем в каюте Хардмана, и странные ощущения, которые вызывал этот звук.
Бодкин продолжал:
– Если хотите, можете назвать это психологией всеобщего эквивалента, а для краткости – невроникой, или отбросить как метабиологическую фантазию. Однако я убежден, что по мере того, как мы возвращаемся в геофизическое прошлое Земли, мы возвращаемся назад и в подсознании, переходя от одной геологической эпохи к другой, с ее особой флорой и фауной, как путешественник на машине времени Уэллса. Но это не внешнее изменение, а всеобщая переориентация личности. Если мы позволим этим признакам подсознания овладеть нами, они безжалостно потопят нас, как грузила. – Он выбрал один из дисков, затем с неуверенностью отложил его в сторону. – Сегодня в эксперименте с Хардманом я пошел на риск, используя камин для того, чтобы поднять температуру до 120 градусов, но опыт не удался. В течение трех недель он как будто сопротивлялся своим кошмарам, но в последние несколько дней смирился с ними и позволил им увлекать себя в прошлое без всякого контроля со стороны сознания. Для его собственной пользы я хотел бы, чтоб он больше бодрствовал, – для этого и нужны будильники.
– Если он позаботится завести их, – спокойно заметил Керанс.
Снаружи, в лагуне, послышались звуки катера Риггса. Подойдя к окну, Керанс увидел, как катер по уменьшающейся дуге приближается к базе. Когда катер причалил, Риггс некоторое время о чем-то совещался с Макреди. Несколько раз он указывал своей дубинкой на испытательную станцию, и Керанс был уверен, что они готовятся к буксировке станции. Однако он оставался неподвижным. Рассуждения Бодкина и его новая психология – невроника – дали очень ясное объяснение переменам, происходившим в его сознании. Молчаливое признание директоратом Объединенных Наций того факта, что в пределах нового периметра, описанного Арктическим и Антарктическим кругами, жизнь будет продолжаться, как раньше, с прежними социальными и семейными отношениями, было явно ошибочным, и эта ошибочность становилась все яснее по мере того, как повышение уровня воды и температуры заставляло сдаваться один за другим полярные редуты. Чем картографировать новые заливы и лагуны, следовало выполнять более важную задачу – исследовать новую психологию человечества.
– Алан, – бросил он через плечо, все еще глядя на жестикулирующего на пристани Риггса, – почему вы не шлете доклад в Берд, я думаю, их следует поставить в известность? Всегда существует шанс, что…
Но Бодкин уже вышел. Керанс слышал, как его шаги слабо отдавались на лестнице и прекратились в каюте, усталые шаги человека слишком старого и слишком опытного, чтобы заботиться о чем-нибудь, что прямо его не касается.
Керанс подошел к своему столу и сел. Он извлек из кармана компас и положил его перед собой. Вокруг слышались приглушенные звуки лабораторной жизни – бормотание обезьянок, шелест шагов.
Керанс неторопливо осматривал компас, слегка поворачивая шкалу, затем выровнял стрелку. Он пытался понять, зачем взял компас из арсенала. Обычно компас был укреплен на одной из моторных лодок, и его отсутствие скоро будет обнаружено, а затем Керансу придется испытать унижение, признаваясь в краже прибора.
Продолжая задумчиво разглядывать компас, он увидел, что колеблющаяся стрелка неизменно останавливается на точке «Юг», и эта надпись действовала на Керанса с волшебной силой, как опьяняющие пары из какой-то чудесной чаши.
4. Солнечные мостовые
На следующий день по причинам, которые Керанс полностью осознал много позже, исчез лейтенант Хардман.
После глубокого ночного сна Керанс встал рано и позавтракал около семи утра. Затем он провел около часа, откинувшись на балконе в удобном пляжном кресле и подставив свое стройное бронзовое тело лучам утреннего солнца, заливающего темную поверхность воды. Небо над головой было ярким и крапчатым, черная чаша лагуны по контрасту казалась необычно глубокой и неподвижной, как огромный колодец, полный янтаря. Поросшие растениями здания, возвышавшиеся по краям лагуны, казались необыкновенно древними, вырвавшимися из темных глубин благодаря какой-то страшной природной катастрофе, забальзамированными на огромные промежутки времени, пролетевшие с момента их появления.
Перестав поворачивать в пальцах медный компас, сверкавший в полутьме комнаты, Керанс прошел в спальню и надел тренировочный костюм цвета хаки, сделав тем самым некоторую уступку приготовлениям Риггса к отъезду. Он только вызвал бы подозрения Риггса, если бы стал прогуливаться в пляжном ансамбле, украшенном эмблемой отеля «Риц».
