— Что? — Я отпустил слугу и сделал шаг к трактирщику.
— Вот только едва ли он дожил до сегодняшнего утра… — не сводя с меня испуганных глаз, нерешительно сообщил хозяин. — Надо бы сходить проверить. Тут такое дело… Прибыли-то они вдвоем. Ентот и еще один… такой же чернявый на обличье. Вчера вечером слышно было, как они сильно лаялись в комнате. А потом тот, что второй… ушел и не вернулся… Я послал, чтобы узнать, как там первый, а он проткнутый у грудях… но пока живой… Ну… как водится, я известил бальи, и вызвал лекаря. Бальи еще не являлся, а вот лекарь перевязал проткнутого и ушел, поскольку тому платить было нечем… Ну а я что? Комната до завтрашнего оплачена, пусть лежит, болезный. Ну а коник его — у нас в конюшне…
— В сторону… — Я его оттолкнул, взбежал по лестнице и выбил дверь в комнатушку.
В сумраке на полу чернела большая запекшаяся лужа крови, повсюду валялись обломки немудрящей мебели и битая посуда. У стены на топчане, скрючившись в позе эмбриона, лежал мужчина в заляпанной пятнами крови камизе.
— Винченцо… — Я присел рядом, осторожно развернул его к себе лицом и увидел, что у него грудь, прямо поверх рубахи, замотана грязными бинтами.
— А-а-а… это ты… — ломбардец пришел в себя, при виде меня попытался улыбнуться, закашлялся и опять потерял сознание. С уголка губ по небритому подбородку потекла алая струйка.
Судя по грязной обтрепанной одежде, да и по окружающей обстановке, Винченцо Гримальди давно уже бедствовал. Я невольно поморщился — ломбардец оставался в моей памяти жизнерадостным богатым кутилой, никогда не считавшим монеты. Ну как тут не вспомнить притчу про предателей? М- да…
— Не жилец… — тихо сказал десятник церковных стражников и перекрестился.
— Света и воздуха. Живо!
— Как прикажете, ваше сиятельство… — Десятник сорвал тряпку с наглухо заколоченного окна и одним ударом кулака в латной перчатке вышиб ставню наружу.
— Допросить хозяина, и выяснить точное обличье того, второго. Исполнять…
Стражники, топая сабатонами, дружно вывалились в коридор, а я дал легкую пощечину Гримальди.
— Винченцо, мать твою!.. Очнись, собака…
— Жан…
— Кто это тебя? — Я легонько встряхнул его. — Говори!
— Джакомо… У него… него… — Изо рта Винченцо неожиданно хлынула кровь.
— Что у него?.. — заорал я, прекрасно понимая, что через мгновение он отдаст богу душу. — Говори, я знаю, что ты был в отряде, который прятал сокровища Карла. Облегчи сердце…
— Расшифрованная карта у него… — прошептал ломбардец. — У него…
— Где зарыли сокровища? Кто этот Джакомо?
— В… в Лотарингии… в старой… в старой часовне… — Винченцо замолчал, неожиданно блаженно улыбнулся и, сильно дернувшись, умер.
— Черт!.. — Я в сердцах пнул табурет. — Вот же сука…
Лопнула еще одна ниточка, ведущая к сокровищам последнего владетельного герцога Бургундии. Вот же паскудство! Ищи теперь этого Джакомо, мать его… И да… надо бы поберечься. Все обладатели этой тайны спешным порядком отправляются на тот свет. Не иначе проклятие какое…
Покрошив в ярости остатки мебели, я дал хозяину экю, чтобы он достойно похоронил несчастного кондотьера, а сам отправился к городскому бальи для ускорения розыска клятого Джакомо. Судя по описанию, парень тоже был дворянином, но осознание этого никак не помогло. Стражники на воротах засвидетельствовали, что никого похожего с утра через городские ворота не проезжало. С вечера тоже. Пришлось переться к Исааку. Впрочем, к нему мне было нужно и по другим делам.
У него я не задержался: позавтракал, отдал распоряжения и уже в полдень опять несся в архиепископство. Волка ноги кормят. Так вот это про меня.
Последующая неделя прошла в хлопотах… и любви… Мы с Маргарет никак не могли насытиться друг другом. Смерть Мадлен и Земфиры как-то неожиданно ушла куда-то на второй план, за что порой я нешуточно корил себя.
Дела на фронтах шли ни шатко ни валко. Мелкие стычки, и никаких кардинальных изменений. Что на самом деле было нам очень на руку. Швейцарцы и валлийцы прибудут не раньше чем через пару месяцев, а пока можно и потоптаться на месте.
Вторая неделя в архиепископстве ничем не отличалась от предыдущей, но на ее исходе пришло письмо из Англии. Кинг Эдуард IV не возражал против прибытия своей дражайшей сестры с частным визитом. Впрочем, предлог был подобран очень тщательно — ну как братец может противиться намерению сестрицы поклониться каким-то фамильным святыням?..
Вот тут все и закрутилось. В тот же день герцогиня отправилась в свою резиденцию в Генте. Все как положено: пышная процессия, эскорт из полусотни жандармов и такого же количества конных лучников… разве что в возке с гербами сидела не Мергерит, а ее фрейлина Диана. Наутро точно такая
