— Не верю, мать твою! — В дикой ярости я запустил серебряной рюмкой в свой портрет. — Не верю — и всё!!!
Не может быть! Ладно Матильда, но вместе с ней собирались отравить моих детей. Не могла Мергерит отдать такой приказ. Не могла! Я же видел, с каким лицом она обнимала Марию и Екатерину. Она тогда уже их приняла за своих детей — на лице все читалось как ясный день. Да не может же она быть такой сукой!..
А выходит, что может.
И что теперь? Продолжать играть роль влюбленного болвана и сюсюкать как ни в чем не бывало с де Бургонем? Бросить Луиджи в застенках? Не смогу, и не хочу. Но в противном случае они меня с легкостью сотрут в порошок. Не сразу, так позже. Незаменимых людей не бывает.
— Думай, бастард! Думай! — сказал я своему отражению в зеркале, круто развернулся и зашагал по кабинету.
Не знаю, сколько я пробыл в своем кабинете — но вышел из него совершенно спокойным и собранным. Просто все решил для себя.
Не тем живу…
Не для того живу…
Но все еще могу поправить…
И поправлю…
Главное — не терять голову…
Глава 26
На следующее утро после прибытия мы отправились в архиепископство.
Феодора осталась в Гуттене. Нет, извините, уж ее я вам не отдам. Мергерит пробовала настаивать, но я сослался на хворь девушки. Феодора и вправду, выглядела весьма печально, в основном благодаря усилиям Лилит, так что вопросов со стороны герцогини не последовало.
Необходимость находиться рядом с Мергерит и изображать страстную любовь терзала меня не хуже раскаленного железа. Но справился, и к исходу второго дня мы благополучно прибыли в резиденцию кардинала. Мегг отправилась отдохнуть после дороги, меня же, не дав и дорожную пыль обмести с ботфортов, сразу же препроводили к де Бургоню.
Кардинал был деловит и собран, после формальных приветствий он показал мне на кресло напротив себя. Я резонно предполагал, что инквизиция скроет арест Луиджи, и приготовил долгую и сложную комбинацию по его вызволению из застенков, но, к моему удивлению, разговор начал сам де Бургонь.
— Граф, — кардинал сухо чеканил слова, — насколько я понимаю, этот сорванец все же добрался до вас.
— Правильно предполагаете, ваше высокопреосвященство, — в отличие от де Бургоня, я старался говорить как можно мягче и дружелюбнее, — добрался. С арбалетным болтом в спине.
— Когда бросаешься с мечом в руке на нашу стражу… — заметил кардинал, — не стоит рассчитывать, что тебя за это будут гладить по голове.
Я проигнорировал его слова и спокойно поинтересовался:
— Не будет ли наглостью с моей стороны, поинтересоваться судьбой его брата?
— Не будет, Жан, — с сарказмом сказал священник. — Жив и здоров ваш паж. Мы его подлечили и откормили. Могу вам устроить встречу. Он, кажется, доволен всем. Или искусно изображает это довольство. Продувная бестия еще та. Вы, Жан, наверное, сейчас поинтересуетесь, когда он выйдет из застенков?
— Возможно.
— Вам стоит о другом думать, — голос кардинала посуровел, — как бы, не оказаться рядом с ним.
Я промолчал, отдавая инициативу священнику. Ну не входит в мои планы конфронтация сейчас.
— Даже не спросите, за что? — деланно удивился кардинал.
— Нет, ваше высокопреосвященство. Вы вольны поступать по отношению ко мне как вам угодно. Я всего лишь скромный слуга матери нашей католической церкви… — тут я сделал паузу и слегка намекнул: — и вассал своих сюзеренов.
Этот намек был сделан не зря. Да, церковь сейчас почти всесильна. Да, при желании, меня могут сожрать, но уже не внаглую. Слишком сильны покровители у барона ван Гуттена, чтобы церковь портила с ними отношения из-за меня.
— Знаете, граф, — кардинал, в свою очередь, проигнорировал мои слова, — что меня больше всего бесит?
— Нет, ваше высокопреосвященство.
— Ваше неверие в нас! — отчеканил де Бургонь. — Зачем вы послали своих мальчишек в Мехелен?
— За истиной, ваше высокопреосвященство.
