— Вышли, — отвечает хозяйка.
— Неправда. Я ждала в подъезде, но никто не появился.
Женщина подходит к Варе. Дряблые щёки, нос картошкой, губы бантиком. Кожа смугло-золотистая, как у Руби Сингх.
— Если не доверишься мне, ничегошеньки у меня не выйдет, — говорит она. — Разувайся. А потом можешь сесть.
Пристыженная, Варя скидывает двухцветные туфли и оставляет под дверью. Может быть, гадалка права. Если ей не доверять, значит, зря они сюда пришли — зря рисковали, прятались от родителей, зря копили деньги. Она садится возле складного стола. Хозяйка ставит перед ней кружку чая, и Варе тут же приходят на ум зелья, яды, Рип ван Винкль, уснувший на двадцать лет. И тут она вспоминает о Руби Сингх.
— Тяжело у тебя на душе — да, детка?
От неожиданности Варя сглатывает, качает головой.
— Ждёшь, когда полегчает?
Варя сидит неподвижно, лишь сердце колотится.
— Что-то тебя гнетёт, — кивает женщина. — Ты измучилась. На лице у тебя улыбка, а на сердце тяжесть. Несчастлива ты, одинока. Верно?
Варя беззвучно шевелит губами в знак согласия. Сердце так и рвётся от нахлынувших чувств.
— Вот беда, — продолжает гадалка. — А теперь за дело. — И, щелкнув пальцами, указывает на Варину левую ладонь: — Руку.
Варя съезжает на краешек стула и протягивает
— Вы правда такое умеете? — спрашивает Варя. — Вы знаете, когда я умру?
Варю пугают неожиданные зигзаги судьбы: обычные на вид таблетки, которые расширяют сознание и переворачивают мир вверх тормашками; или когда солдат, выбранных случайно, посылают в бухту Камрань или на гору Донг-Ап-Биа, где в зарослях бамбука и трёхметровой слоновой травы полегла в мае тысяча человек. Был у неё одноклассник в сорок второй школе, Юджин Богопольски, и троих его братьев отправили во Вьетнам, когда Юджину с Варей было по девять лет. Все трое вернулись, и семья устроила праздник в квартире на Брум-стрит. А через год Юджин нырнул в бассейн, ударился головой о цементное дно и погиб. Дата смерти — главное и, может быть, единственное, что ей хочется знать наверняка.
Гадалка смотрит на Варю, чёрные глаза блестят, как стеклянные шарики.
— Я могу тебе помочь, — говорит она, — изменить твою жизнь к лучшему.
И принимается изучать Варину ладонь: общий рисунок, пальцы — короткие, с квадратными ногтями. Осторожно оттягивает Варин большой палец, он почти не гнётся. Смотрит на промежуток между мизинцем и безымянным, ощупывает кончик мизинца.
— Что вы там высматриваете? — беспокоится Варя.
— Твой характер. Слыхала о Гераклите? (Варя мотает головой.) Греческий философ. «Характер — это судьба» — так он говорил. Характер и судьба идут рука об руку, как брат с сестрой. Хочешь будущее узнать? Загляни в зеркало.
— А вдруг я изменюсь? — Варе не верится, что судьба уже внутри неё, словно актриса, десятилетиями ждущая за кулисами выхода на сцену.
— Значит, ты особенная. Обычно люди не меняются.
— Двадцать первого января 2044-го, — сообщает она сухо, будто объявляет прогноз погоды или результат бейсбольного матча. — Времени у тебя хоть отбавляй.
Варино сердце будто взлетает на миг. В 2044-м ей будет восемьдесят восемь, возраст весьма почтенный. Тут Варя задумывается.
— Откуда вы знаете?
— Что я тебе говорила о доверии? —
Они смотрят друг на друга, Варя и гадалка. Теперь, когда они поменялись ролями и Варя уже не ждёт оценки, а сама оценивает, происходит нечто любопытное. Глаза гадалки вдруг потускнели, перед Варей обычная полная женщина. Слишком уж счастливая судьба предсказана, наверняка обман. Видно,
— Мой брат за всех заплатил, — говорит она, обуваясь.
Встаёт и гадалка. Подходит к боковой двери — Варя думала, та ведёт в чулан; с дверной ручки свисает бюстгальтер, сетчатые чашечки размером с Варин сачок для бабочек, — но нет, наружу. Хозяйка приоткрывает дверь, Варя видит полоску красного кирпича, соломинку пожарного выхода. Снизу