работы с десяти до пяти? Блин, это даже звучит грустно…
Ночью я уходила во сны, звала Шо и долго-долго с ним говорила обо всем на свете. На том свете, разумеется. Все же Ашер был прав: вступая в новый мир, стоит знать о нем хоть что-то. Я, конечно, разок попыталась пристать к пожирателю с темой самообразования, но меня послали… на кухню, ужин готовить. Сам он присоединился минут через двадцать и, узрев надувшуюся меня, рассмеялся и миролюбиво пояснил, что не стоит вмешиваться в проверенные временем процессы. Сноходца учит его сноц.
Мою попытку узнать, что именно происходит в Храме и в чем заключаются испытания на должность Ккороля, успешно проигнорировали. А вернее, сказали, что сие секрет великий и разглашению не подлежит-с.
Так мы и жили до конца недели.
Как друзья, как соседи, как… непонятно как, короче.
Меня спасало только то, что Ашер больше не стремился обнажиться при каждом удобном и не очень случае, приняв, что мне это не нравится.
Утро последнего дня ничем от предыдущих кардинально не отличалось. Разве что за завтраком Ашер спокойным, будничным тоном поинтересовался:
– Ты до дворца со мной пойдешь или сама хочешь?
Моя рука чуть дрогнула, и несколько крупинок сахара из чайной ложки просыпались на скатерть. Я быстро донесла оставшееся до кружки и, размешивая сахарный песок, с деланым равнодушием спросила:
– А я могу пойти с тобой?
– Если хочешь, – повел плечами пожиратель и сцапал с блюда посреди стола свежеиспеченную маковую булочку. – Мне как Первому надо прибыть во дворец раньше, так что тут, скорее, дело в том, хочешь ты там проторчать лишние пару часов до появления его величества или нет.
Хм… против общества Ашера я ничего не имела, да с ним и добираться будет всяко спокойнее, чем в компании с Шо шастать по кошмарам.
– Я с тобой.
– Ну и чудно, – мимолетно улыбнулся Клякс и снова уткнулся в планшет.
Я мрачно посмотрела на него. Общаться не будем, да?
Ну и черт с тобой, золотая рыбка.
– Ты так выразительно обижаешься, что я могу определить это, даже не глядя на тебя, – по-прежнему не поднимая глаз от компа, протянул Ашер. – Что сейчас, девочка Мила?
– Тебе и правда интересно? – недоверчиво спросила я, нервно сжав кружку.
Вообще, рассказывать, в чем дело, не хотелось по одной простой причине: я сама прекрасно понимала, что не имею права обижаться. Но вот же!
Причина душевных метаний, сидевшая напротив, отложила планшет и разулыба-а-алась – до отвращения ласково и добро.
– Переживаю перед Храмом, – наконец выдала я, решив, что такая версия смотрится более достойно.
– Странно. Не особо замечал за тобой переживаний.
– Ты же постоянно в интернете или книгах. Значит, еще и меня замечать успевал? – не удержалась от легкого ехидства.
– А почему нет? – Клякс запустил зубы в золотистый бочок выпечки. – Я наблюдательный – это раз. И мне не все равно, что с тобой происходит, – это два.
– Тебя не подменили? – с опаской осведомилась я и, поймав недоумевающий взгляд, пояснила: – Слишком уж яркие перемены.
– Я многое переосмыслил. Плюс в этом облике многое воспринимается иначе.
– И к каким же выводам ты пришел? – с деланым равнодушием спросила я.
– А вот это, моя дорогая, уже секрет! – Мне подарили обаятельнейшую улыбку и вернулись к булочке.
Я вздохнула. Точнее, не я, а маленькая девочка где-то глубоко внутри меня, отчаянно жаждущая романтики и нелогично ожидающая, что сейчас-то пожиратель падет на колено и признается в чувствах. Не гастрономических.
Не случилось. Обидно, досадно, но ладно.
Время до вечера тянулось как резиновое. Я нервничала, перекладывала вещи с места на место, пробовала читать или смотреть фильм, но ничто не отвлекало от мандража. Наконец пожиратель не выдержал и в приказном порядке велел мне одеваться, потому что мы идем гулять.
Благодаря этому, а также приложенным усилиям по моему развлечению хандра и нервная трясучка прошли, поэтому спать я ложилась уже почти спокойная.
Открыв глаза, подняла руку к темному потолку и полюбовалась длинными радужными ногтями с неестественными переливами света. Красиво!
А еще это значит, что я во сне.
– Кля-я-якс!
– Тут я, тут, зачем так кричать? – недовольно раздалось из темного угла.
В кресле развалилась знакомая черная клякса. Знакомая, но уже порядком непривычная.
