раздвинула цветущие ветки своего убежища и увидела Ричарда Гренвила: ссутулясь, он стоял под деревом. Я отломила прутик и бросила в него. Он встряхнул головой, огляделся. Я бросила вторую веточку, на сей раз угодив ему прямо в нос. Он чертыхнулся, поднял голову и увидел меня, смеющуюся над ним со своего насеста. Мгновение спустя он был уже подле меня и, обняв меня за талию, прижал к дереву. Ветка зловеще треснула.
– Слезьте сейчас же. Двоих ветка не выдержит, – предупредила я.
– Выдержит, если вы будете сидеть спокойно, – заверил он меня.
Одно неосторожное движение – и мы оба оказались бы на земле, десятью футами ниже, но сидеть не шевелясь означало, что я должна и дальше находиться в его объятиях, чувствуя его лицо совсем рядом с моим.
– В таком положении невозможно разговаривать, – запротестовала я.
– Отчего же? Я нахожу это довольно приятным.
Он осторожно вытянул ногу вдоль ветки, чтобы устроиться поудобнее, и еще крепче обнял меня.
– Итак, что вы хотите мне сказать? – промолвил он, словно это я попросила его о встрече.
И я поведала ему о своих бедах, о том, как мой брат и невестка выслали меня из Плимута, а сейчас в моем собственном доме со мной обращаются как с заключенной.
– И вам не стоит больше сюда приезжать, – заявила я ему. – Моя мать никогда не позволит мне видеться с вами. К тому же о вас ходит дурная слава.
– Как так? – удивился он.
– Вы не вылезаете из долгов, так она сказала.
– У Гренвилов всегда были долги. Это наш большой недостаток. Даже Бевил вынужден занимать у евреев.
– Вы – тяжелое испытание для него и для всей своей родни.
– Напротив, это они тяжелое испытание для меня. Редко мне удается выпросить у них хотя бы пенни. Что еще поведала вам ваша матушка?
– Что, добиваясь встречи со мной в отсутствие моих братьев, вы проявляете редкое отсутствие чувства такта.
– Она ошибается. Это проявление коварства, результат большого жизненного опыта.
– Что же касается вашей доблести на поле боя, ей об этом ничего не известно.
– Это меня не удивляет. Как и всех матерей, сейчас ее больше занимает моя доблесть в других сферах деятельности.
– Я вас не понимаю.
– Значит, вы не так проницательны, как я думал. – Он выпустил из руки ветку и смахнул что-то с воротничка моего платья. – У вас на груди уховертка, – объяснил он.
Я отпрянула, обескураженная резким переходом от романтики к самой прозаичной реальности.
– Думаю, мать права, – произнесла я сдавленным голосом. – Дальнейшее знакомство нам ничего не даст. И будет лучше, если мы положим этому конец прямо сейчас.
Мне трудно было держаться с достоинством в таком неудобном положении, и я сделала попытку выпрямиться.
– Вы не спуститесь, пока я этого не захочу. – И действительно, вытянув через ветку ноги, Ричард перекрыл мне путь. – Самое время дать вам урок испанского языка, – прошептал он.
– Не имею ни малейшего желания, – ответила я.
Он рассмеялся и, обхватив мое лицо руками, порывисто поцеловал меня – это было уже нечто новое, до странности приятное, – и я на мгновение лишилась дара речи и способности действовать. Я отвернулась и принялась играть с цветущими ветками.
– Теперь можете уходить, если желаете, – сказал он.
Уходить мне вовсе не хотелось, но я была слишком горда, чтобы в этом признаться. Он спрыгнул на землю, а затем помог спуститься и мне.
– Нелегко быть храбрым на яблоне. Можете передать это вашей матери.
На его лице вновь, как в Плимуте, появилась язвительная ухмылка.
– Я ничего не буду говорить матери, – ответила я, оскорбленная такой внезапной отставкой.
Секунду он молча смотрел на меня, потом сказал:
– Если вы велите своему садовнику срезать эту ветку, в следующий раз у нас получится лучше.
– Не знаю, хочу ли я следующего раза.
– О, конечно хотите, и я тоже. К тому же моей лошади необходимы прогулки, ей нельзя застаиваться.
Он направился к ограде, где оставил коня. Я молча пошла вслед за ним среди высоких трав. Он ухватился за узду и прыгнул в седло.
– От Ланреста до Киллигарта десять миль, – произнес он. – Если я буду проезжать их дважды в неделю, Дэниел к лету наберет отличную форму. Во вторник я приеду снова. Не забудьте дать инструкции садовнику.
Он взмахнул перчаткой и пришпорил коня.
