Я прогнала прочь ненужные мысли и провела пальцем по груди, остановившись у выпирающей ключицы, осторожно коснулась губами прохладного плеча. А он, почувствовавший это во сне, тотчас распахнул глаза.
– Доброе утро, – первой нарушила я утреннюю тишину.
– Доброе, – отвечал Антон чуть хрипло и замолчал, глядя на меня с чуть приоткрытыми губами.
– Хорошо спалось? – спросила я.
– Хорошо, – согласился он и опять затих.
Антон казался каким-то странным, расслабленным и настороженным одновременно. Он односложно отвечал на вопросы и все смотрел на меня и смотрел.
Ха-ха-ха! А я всегда говорила! Получил свое и все, аста ла виста, бейби.
– Антош, что-то не так?
Тропинин попытался погладить меня по лицу, а я легонько цапнула его за палец, но он, однако, не спешил убирать руку, словно разрешая себя кусать.
– Что не так? – требовательно спросила я, перевернувшись на живот.
– Все так, – спокойно ответил он и потянулся, словно довольный кот, и взгляд мой, против воли, соскользнул на его торс. Он заметил это и улыбнулся.
– А почему ты такой… – попыталась найти я слова.
– Какой? – чуть выгнул он бровь.
– Тихий.
– Я счастлив, – подумав, отвечал блондин. – Умиротворен. И хочу есть, – неожиданно добавил он. Это меня даже чуть-чуть обидело: я ждала яркого пробуждения, слов нежности, искрометных поцелуев…
Какие поцелуи! Зубы почисть!
Я, кутаясь в одеяло, села на кровати, пытаясь понять, где в этом беспорядке мои вещи, спиной чувствуя, как он за мной наблюдает, встала, собрала вещи – и его, и свои, и пошла к ванной комнате. Одеяло волочилось следом за мной, как шлейф за невестой. Не выдержав, я оглянулась и заметила, как Антон улыбается.
В ванной я, сбросив одеяло на пол, почистила зубы и вошла в душевую кабину, включив прохладную воду до упора. Тугие струи приятно били по коже, и я даже глаза закрыла, а в какой-то момент поймала себя на мысли, что это не струи воды вовсе, а настойчивые прикосновения Антона.
Мне хотелось повторить все то, что было этой безумной ночью.
Закутавшись в белый просторный халат, я какое-то время просто смотрела на себя в огромное зеркало. Внешне вроде бы ничего не изменилось, только внутри я чувствую себя иной.
Сожалеющей? Отнюдь.
Повзрослевшей? Немного.
Счастливой? Верно.
Стук в дверь прервал поединок взглядов с моим отражением.
– Тебе звонят из дома, – сказал Антон за дверью, и голос его казался приглушенным. – Открой, я протяну тебе телефон.
Просто так домашние мне не звонили. Когда я вчера сказала Томасу, что приеду на два дня позже, он даже вопросов никаких не задал, зато когда узнал, что в славной столице я остаюсь вместе с Антоном, радостно велел передать сынку привет. Может, у них случилось что-то?
Я открыла дверь.
– Ты уже все, – с явным сожалением констатировал стоящий за нею Тропинин.
– Ты меня обманул! – возмутилась я, увидев, что никакого телефона в руке у него нет. Вокруг его бедер было обмотано белое полотенце, и такое же лежало на влажном после воды плече – видимо, Тропинин времени зря не терял и посетил вторую ванную.
– Обманул, – легко согласился он, наступая на меня. Полотенце упало с его плеча, но он этого даже не заметил. – Думал, ты еще не одета.
– Ну, ты и извращенец, – возмутилась я.
– Нет времени на ерунду, – только и сказал Тропинин, прижимая меня к прохладной стене, а я положила вытянутые руки ему на грудь, скрестив запястья.
– Ты же голодный был, – лукаво взглянула я на него, уворачиваясь от поцелуя.
– Все потом, – проговорил он, обнимая меня.
И завтрак в номер, и недопитое вчера вино, и цветы, и разговоры, и прогулки по осенним улицам – все это было потом.
И испытания – тоже.
Тогда я еще не знала, насколько сильна моя соперница.
