художественного вкуса и эстетического освоения современного мира изобразительного искусства молодежью. Ведь далеко не все такие тонко чувствующие, как Антон, – пожаловался папа, видимо, вспомнив, как тот восторженно говорил о его работах.
– Куда уж нам, – пробурчала я. Подумать только! Дочери не было дома несколько дней, она жила непонятно у кого, а он и не чешется! Все об искусстве разглагольствует!
– Дело в том, Джино, что дочь категорически не разбирается в моем творчестве, – уже обращался к гостю отец, – и в творчестве моих современников, – добавил он с долей некоторого презрения. Как я уже говорила, Томас считал себя истинным гением, а вот своих коллег, хоть и уважал, частенько обзывал «бездарными детьми профанации».
Итальянец засмеялся, ударил в ладони и что-то стал весело говорить, и уже через несколько секунд его переводчик проскрипел:
– Мужчины – творцы, а женщины – музы.
Томас согласно закивал. Антон хмыкнул в кулак. Я нахмурилась.
– Это еще почему? Среди женщин много талантливых творцов в разных сферах искусства, – вполне себе искренне возмутилась я такому повороту.
Переводчик загундосил. Итальянец что-то продекламировал на родном, непонятном мне, но звучном языке, и нам вновь дали перевод:
– Искусством должны заниматься мужчины! Ведь искусство – это вечная женщина, которой нужны самые опытные и нежные любовники! А для женщины быть собой – уже искусство.
– Per amore dell’arte! – провозгласил Томас громогласно и захохотал. К нему присоединился гость и даже предатель Тропинин. Им всем троим отчего-то стало жутко весело, как будто они знали какую-то неподвластную мне тайну.
– Из любви к искусству, – дал перевод тщедушный тип в костюме в полоску, почему-то ухмыльнулся и пояснил: – В итальянском языке искусство – arte – существительное женского рода.
Я покачала головой. Собрались тут… искусствоведы.
– Но что значит быть собой? Что значит «искусство быть женщиной»? – начал с вдохновением развивать тему Томас. – Быть хранительницей очага, боевой подругой, богиней в пос… Ах, Катенька, – махнул он рукой, отчего-то засмущавшись, – не слушай и отойди в сторонку, когда взрослые разговаривают.
Я, наверное, едва ли не побагровела от возмущения. Итальянец с умилением посмотрел на меня и заговорил.
– Господин Бартолини говорит, что вы – вылитая Доминика, – сказал переводчик и пояснил:
– Доминика – дочь господина Бартолини.
– Любить – это тоже искусство, – продолжая тему, сказал Антон, глядя при этом только на меня. – Самое сложное.
– Все верно! Я любил своих женщин, как произведение искусства! – тотчас согласно вскричал гость.
– А я – как само искусство, – тихо, почти неразборчиво проговорил Антон.
– Верно мыслишь, сынок! – обрадовался Томас. – Не желаешь присоединиться к нашему обсуждению? – с широкой улыбкой посмотрел он на Тропинина, пребывая в явном восторге от визита господина Бартолини.
– А почему ты меня не зовешь? – сдвинула я брови. Начинается! Ну, как всегда. Вообще обнаглели!
– Катенька, – беспомощно улыбнулся Томас. – Ты же совершенно ничего не смыслишь в современном искусстве.
Я чуть кулаки от негодования не сжала.
– Приглашаю в лагерь тупых, – раздался с кухни недовольный голос Алексея, которого, видимо, тоже не приняли в ряды ценителей живописи новой эпохи. – Трижды постучать головой об косяк. Вход по паролю: «Я чмо».
– Захлопнись, – посоветовал с улыбочкой младшему брату Томас и, схватив обоих гостей под руки, потащил в свою комнату, обставленную еще более устрашающе, чем гостиная. – Катенька, помоги Алексею, – крикнул он напоследок, и я едва расслышала его из-за раскатистой речи итальянца, который докопался до Антона.
Вот так Кейтон и попал к нам в гости во второй раз.
Я только головой покачала и пошла на кухню, к дяде. Судя по всему, Нелли не было, а Эдгар, как и всегда, заперся в своей комнате. По сведениям сестры, брат усиленно переписывался с некой девушкой из Владивостока. На нее было жутко интересно взглянуть нам обеим, но пока что этого сделать не удалось.
На кухне было светло и уютно – как и всегда.
– Прилетела пташка на крыльях любви, – встретил меня Алексей, в кружевном передничке хлопоча над плитой. Судя по всему, он готовил угощения для господина Бартолини.
Я села за стол, налив горячего чая, понимая, как за прошедшие дни соскучилась по родному дому.
– Молодец, племянница, горжусь, – продолжал Леша, ловко переворачивая блин в сковороде. – Привязала к себе этого добра молодца.
– Антона? – уточнила я.
– А у тебя много добрых молодцев? – насмешливо спросил дядя. – Смотри, Катька, не упусти парня, – вновь в тысячный раз за последние дни напомнил
