В импровизированном дуэте за технику отвечал Антон, а за передачу чувств – господин Бартолини. Я представила этих двоих стоящими спина к спине на какой-нибудь залитой солнцем площади в Риме или в Неаполе, с лежащей неподалеку от них шапкой, в которую прохожие кидали монетки, и мне стало смешно.
– Я всегда говорил, что искусство объединяет! – вскричал Томас. Локтем он задел стеллаж и оттуда посыпались, как горох, банки с красками и мастихины. Пришлось собирать их и ставить на место. При этом мне на голову едва не упал этюдник.
– Спасибо, Катенька, – как маленькую, пощипал меня Томас за щеку вымазанными маслянистой синей краской пальцами.
– Ты что делаешь! – возмутилась я, касаясь щеки – так и есть, испачкал. А масляная краска оттирается просто ужасно – это я отлично знала с детства. Именно поэтому вся наша семья и не любила, чтобы Томас писал дома – всюду тотчас появлялась краска, и ее приходилось оттирать ацетоном или керосином.
– О, я случайно, – радостно улыбнулся мне отец и попытался оттереть пятно какой-то подозрительно пахнущей тряпкой, но я вовремя отшатнулась. Лучше подсолнечным маслом ототру.
Вид при этом у Томаса был такой извиняющийся, что я в очередной раз поняла, что просто не могу злиться на него. И я примирительно улыбнулась в ответ.
Мне показалось, что на меня смотрят, но когда я оглянулась на гостей, ничего подозрительного не заметила.
– Другое! – махнул рукой итальянский миллиардер. – Рагаццо неплохо играет, должен признать! Хочу Франко Боттиато!
Франко Боттиато Антон, видимо, в отличие от меня, знал хорошо. Когда я вернулась из ванной комнаты, где приводила себя в порядок, то господин Бартолини уже во все горло исполнял известнейшую песню Адриано Челентано, делая это громко и с чувством. Глаза его блестели – то ли от задора, то ли от алкоголя. Жесты были по-итальянски широки и эмоциональны. У Тропинина же выражение лица не поменялось – он почти равнодушно играл, не глядя ни на людей, ни на музыкальный инструмент. Так играют музыканты в ресторанах – отстраненно и холодно.
Я села рядом. Антон повернул голову в мою сторону и чуть улыбнулся, а я отчего-то засмотрелась на его ловкие пальцы, без особого труда извлекающие из оставленной кем-то гитары звуки.
– Сеньор Караоке! Молодец! Ха-ха-ха! А давай-ка, рагацци, – перешел на «ты» миллиардер, – еще раз «Мою свободную песню»! Повтори!
У сеньора Караоке чуть дернулся уголок губ, но он сдержался, вновь удивляя меня выдержкой.
– Что тут происходит? – заглянула с интересом в комнату и Нелли. До этого она крутилась около Леши. – У вас караоке-бар? Я тоже хочу петь! Ой, – увидев Антона, почему-то смутилась сестра, поняв, что он и есть караоке. А после поздоровалась на английском. Гости никогда ее не смущали – Нелли выросла в обстановке постоянного потока знакомых и незнакомых людей в доме.
Пожилой миллиардер помахал Нелли, и та, не стесняясь, помахала ему в ответ, а после подскочила к Томасу и принялась усердно ему что-то втолковывать. Кажется, Нелли хотела, чтобы папа отпустил ее на аниме-фестиваль в соседний город вместе с подружками. Тот, естественно, согласился, словно забыв, сколько сестре лет, и я покрутила пальцем у виска и замотала головой, а после пробралась к ним, боясь помешать музицированию, и принялась втолковывать Томасу, что Нелли отпускать одну – опасно.
Господин Бартолини вдруг глянул на нас странным внимательным взглядом, в котором была отстраненная теплота, но я так и не поняла, почему он так на нас смотрит.
А Антон, как оказалось, понял.
И дальше случилось нечто странное.
– Другое, – повелительно махнул рукой итальянец, отчего-то расхотев петь свою любимую песню, и назвал что-то очередное типично итальянское, популярное и зажигательное.
Но то ли итальянцу не стоило быть столь небрежным по отношению к Антону, то ли таков был первоначальный план моего музыканта, но переходить к новому заказу сеньор Караоке не стал. Гость закончил петь, а Антон все играл и играл «Мою свободную песню».
– Зависли? – осведомился порядком взмокший от странных танцев переводчик.
– Пойте, – на английском с улыбкой сказал Антон, глядя на итальянца. Тот скептически посмотрел на него.
– Пойте. Я ведь играю.
– Угомонись, рагаццо, – раздраженно сказал итальянец, пригрозив пальцем, и в очередной раз засияли бриллианты.
– Вы поете – я играю, я играю – вы поете, – еще шире улыбнулся Тропинин.
– Антон, – шепнула я, подходя к нему, – чего ты хочешь добиться?
– Все в порядке, – ответил он мне.
Гость резко поднял руку открытой ладонью вверх и раздраженно помахал.
– Господин Бартолини просит вас поторопиться, – въедливым голосом сообщил переводчик. Одновременно с ним завопила в углу Нелли – Томас все- таки, несмотря на мои протесты, дал ей согласие на поездку.
– Что вы делаете? – зашипел переводчик. – Не действуйте господину Бартолини на нервы!
