— Все мои подруги погибли! — всхлипывала она. — А я даже не знаю почему! Линн взяла и умерла. Она говорила со мной — и вдруг раз! — и стала мертвая, ни с того ни с сего!
Верховный глава не привык, чтобы при нем плакали. Он поспешил выпроводить девицу из кабинета, а затем позвал Роз.
Это были трудные полчаса. «Не понимаю, почему мне так не по душе эта женщина», — недоумевал Верховный глава. Она вытянула длинные ноги в высоких сапогах по полу его кабинета с самоуверенностью, которая напомнила бы ему Владычиц Литы, если бы в этой позе не было столько мужского. Если бы он позволил, Роз встала бы и принялась расхаживать по кабинету. Глава благоразумно рассудил, что пусть лучше сидит, но агрессия все равно проявлялась точь-в-точь как у Владычиц Литы — в резких фразочках, которые она добавляла в конце каждой реплики.
— Метание бревна доставляет женщинам особое удовольствие, однако вам, разумеется, неоткуда знать, что доставляет удовольствие женщинам, простите, — заметила она.
А потом еще:
— Знаете, женский спорт — это в основном ум и эмоции. Мышцы для нас не так существенны. Но, думаю, в вашем мужском сообществе этого никому не понять.
Глава видел, что она лжет — сочиняет и про эти их Игры горцев, и про все остальное, — но ее аура была сплошная искренность, такая же резкая, как и весь характер Роз, и Главе никак не удавалось примирить одно с другим. Где-то на очень глубоком уровне Роз была свято убеждена в том, что говорила. Это не давало ему забыть, что она инопланетянка и представления об истине у нее инопланетные. Волшебство в ее ауре тоже было, но не так уж много — да и эта капля такая же инопланетная, как и вся Роз. Это не удивило Главу — она ведь напоминала ему Литу, — но, к вящей его досаде, инопланетность и искренность не давали ему проникнуть в ее мысли. Он смотрел ей в открытое, самоуверенное лицо и подумывал, не расколоть ли ее грубой волшебной силой. Но это погубит ее рассудок, и так не поступают с гостями, находящимися под покровительством Богини. А жаль.
Последние десять минут беседы еще сильнее осложнил переполох в приемной: это Маркус все сильнее не одобрял происходящее. Верховный глава ставил блоки, барьеры и стены всеми известными ему методами, однако дитя умудрялось проталкивать свой крик сквозь любые преграды. Верховный глава в раздражении обнаружил, что придется принять ребенка следующим, иначе он все равно не даст ни с кем побеседовать, пока его не впустят.
— Одно время я подумывала, не стать ли лесбиянкой, — откровенничала Роз, перекрывая жестяные вопли. — Вы знаете это слово? Оно означает «гомосексуальная женщина».
Верховный глава понял, что с него довольно.
— Ваша биография меня не интересует. Шли бы вы в адский обод, госпожа Коллассо, — с душой припечатал он. — Прошу вас, уходите. Следующим я побеседую с ребенком.
Последние два предложения он произнес как заклинания — и довольно сильные. Маги в приемной поддержали его. Роз сама не поняла, как так вышло, что она встала и зашагала из кабинета в соседнюю комнату — волшебная завеса в проеме раздвинулась перед ней, чтобы выпустить ее и пропустить в кабинет Зиллу с Маркусом. Когда они проходили мимо, Роз выразительно поглядела на Зиллу — «Включи дуру!» — и пожалела, что некогда ввести ее в курс дела. Остальные, ждавшие в приемной на высоких табуретах, явно волновались не меньше.
От Верховного главы это не ускользнуло. Завеса при входе была устроена так, что он все это видел. Однако сейчас он не чувствовал ничего, кроме злости и досады.
— Когда я говорил, что хочу увидеть ребенка, я имел в виду, что он будет один, э-э… госпожа Грин.
— Лучше я с ним побуду, — робко предложила Зилла. — Когда он раскапризничается, вот как сейчас, с ним бывает сложно.
Маркус, которого она держала на руках, с укором обратил на Главу круглые глаза, весь содрогнулся и исторг мощный всхлип.
Верховный глава сообразил, что столкнулся с примитивной магией — связью матери с маленьким ребенком. До сих пор он о таком лишь читал — и не ожидал, что эта магия так сильна. Зилла будто бы постоянно извинялась, однако была совершенно непоколебима. К ее собственным колдовским способностям это отношения не имело. Из отчета Эдварда было очевидно, что способности эти весьма значительны. По его словам, эта женщина воспользовалась наследным даром юного Гордано в своих целях и подчинила себе самого Эдварда. С такими талантами шутить не следует. Глава вздохнул и сдался.
— Как тебя зовут, мальчик?
Маркус поглядел на него из-под подбородка матери — бешеный синий взгляд — и снова всхлипнул всем телом.
— Баркис.
Странное имя.
— А где ты живешь? — спросил Верховный глава.
— Дездаю, — сказал Маркус. — Дядя дуяк. — И отвернулся, спрятав лицо.
— А как ты сюда попал? — не отступал Верховный глава, которого не покидало чувство, что ничего он не добьется.
— Тобис, — сказал Маркус, уткнувшись Зилле в плечо. — Тобис вж-ж. Пахой тобис. Тобис фу. Тут тозя фу. Дилла, хотю бомой, бомой, бомой! Хотю игать, хотю ять, хотю каваку, хотю ам! — Тут он снова отчаянно разревелся. — Дилла, дать АМ!
