— Мне все равно, что думают все. Они тебя не знают.
Отключив телефон, я подхожу к окну и смотрю на холмы. Вот он, передо мной: Барбаросса. Как другая Вселенная. Макс обнимает меня сзади и целует в шею. Тепло расходится по всему моему телу и согревает сердце. Еще слишком рано задаваться вопросами, рано даже надеяться. Сейчас Макс рядом, и я счастлива.
— Побудь со мной сегодня, — говорит он, — прежде чем вернешься.
Я соглашаюсь. Он готовит завтрак, и я уплетаю его, сидя на веранде в одной из его футболок. После этого мы нежимся под итальянским солнцем, мир кажется новым, созданным только что, а воздух — невероятно чистым и свежим. Солнце ярче, небо синее, природа ликует.
Мы видим Флоренцию такой, какой я никогда ее не видела. Она открывает пред нами больше возможностей, чем мне одной: можно взять столик на двоих и разделить тарелку пасты, можно гулять по музеям, держась за руки, пробовать мороженое друг у друга, полулежа на ступеньках храмов в торжественной тишине. Я как будто увидела город впервые, и он засиял передо мной золотом.
Потом я буду вспоминать этот день как идеальную передышку перед решительным поворотом судьбы. Когда солнце угасает в розоватом небе, уже кое-где усыпанном первыми звездами, мы возвращаемся к Максу домой, совершенно не готовые к открытию, которое ждет нас.
Глава сорок вторая
Вивьен Локхарт хотелось закрыть глаза и больше никогда не открывать. Это было проще всего.
Она устала до смерти. Кости ломит, руки и ноги так тяжелы, что могли бы утянуть ее на дно океана. Мысли путаются, голова словно опутана паутиной…
Входит Адалина, приносит лекарства. Ставит флаконы на столик и вдруг исчезает. Вивьен моргает, пытаясь сфокусировать взгляд. Да, вот она. Вот ее горничная, улыбается ей. Сегодня она выглядит моложе.
Вивьен тянется, чтобы коснуться ее руки, но пальцы ловят воздух.
Снова исчезла.
— Адалина… — тихо шепчет она. — Лили…
Ничего. Никого. Может, горничная ушла и вернется позже. А может, ее тут и не было никогда. Вивьен вздыхает и переворачивается, нащупывает таблетки. Одна, две, три, запить водой. Таблетки застревают в горле, не давая сделать глоток.
Имя сына звучит в ее голове.
Он ждет ее. Они снова будут вместе.
Вивьен звонит в колокольчик рядом с кроватью и прислушивается, раздадутся ли шаги Адалины. Но слышит только пение птиц за окном, в том далеком запретном мире, куда десятилетиями не ступала ее нога. И вдруг новая неожиданная вспышка — она в машине. За окном поблескивает мрамором Дуомо. Это все происходит с ней. Дорога, лимонная роща — все кажется похожим на ее прошлую жизнь в Америке. Учить сценарий, играть роль, вживаться в нее, пьянеть от захватывающей ее чужой жизни. Забывать о том, кто она есть и кем была, перевоплощаться в другую женщину на время.
Адалина не приходит.
Она снова тянется к колокольчику, но пальцы нащупывают открытку рядом с ним.
С губ Вивьен срывается тихий вздох, больше похожий на хрип. Наконец-то кому-то стал известен секрет, который она хранила так долго. Что она чувствует? Вину? Возможно. Печаль? Наверное. Но сильнее всего — бесконечное сожаление. Сожаление, калечившее ее все эти годы и в конце концов почти убившее. Лекарства — временная мера, и она всегда это знала. Но относилась к этому спокойно. Что еще ей может предложить эта жизнь? Если бы она только могла все ему объяснить! Если бы могла хотя бы еще раз увидеть своего мужа и рассказать, как сильно она сожалеет. Признать, что, не будь она такой эгоисткой, они все еще жили бы здесь все вместе счастливой семьей. Алфи и Джио. Ее мальчики, смысл ее жизни. Сейчас они исчезли, как и все остальное.
Запах дыма возвращает ее к реальности. Едва заметные проблески огня видны в открытое окно. Она вспоминает брошенную спичку, пламя,
