лучше, что сделает его счастливым. Думала только о себе. Потому что счастливым его делаешь
Вивьен проглотила ком в горле.
— Ты пыталась причинить мне вред, — спросила она, — в тот день на лестнице?
Все остальное наносило эмоциональные, но не физические травмы. Это было единственное, что Вивьен не могла простить, — не раньше, чем Белла ответит.
— Наверное, да, — хрипло сказала Изабелла. — Тем утром я вспомнила о коробке с кольцом, о записке, которую нацарапала ночью, когда он впервые меня изнасиловал. Я избавилась от них много лет назад, засунув как можно глубже в рот той уродливой рыбе, но это не заглушило боль. Меня охватило бешенство. Я не думала о последствиях — все, что я знала, — это что у вас с Джио скоро появится собственная семья и тогда я навсегда останусь не у дел. Прости меня, Вивьен. Я не заслуживаю прощения, но надеюсь на твое великодушие. Это было настоящее предательство, рожденное одиночеством, и я очень об этом сожалею. Я столько раз хотела извиниться, но не знала, как это сделать, и все, что я делала или говорила, выходило наперекосяк, в то время как я просто хотела все исправить.
— Ты оставила меня там на несколько часов, — сказала Вивьен.
Изабелла завертела головой.
— Это неправда. Как только ты упала, я поняла, что сделала, и растерялась. Я сразу же побежала к Сальваторе, и он попытался связаться с Джио, но он был на совещании, и из-за этого произошла задержка.
Это неправда…
Или правда?
Вивьен раздирали противоречивые чувства. Что, если Джио был прав? Что, если Изабелла хотела как лучше, заказав тот портрет, просто неправильно все поняла? Что, если ее приветливость по отношению к Гилберту была попыткой помириться, а не показать неприязнь? Что, если она казалась мрачной, потому что ей было стыдно, а Вивьен понимала все неправильно?
С выражением, которое невозможно было представить себе несколько лет назад, Изабелла взяла Вивьен за руку и тут же отпустила. Выглядело так, будто она поддалась импульсивному желанию близости с другим человеком, но с непривычки не могла вынести эту близость. Говорила ли Изабелла правду? Или ее игра была намного сложнее, чем Вивьен могла себе представить? Да, Джио считает, что страдания изменили его сестру, но он не знает и половины правды об этих страданиях. В сознании Изабеллы смерть родителей была так давно погребена под всем, что ей пришлось пережить после, что казалась чем-то выдуманным, ненастоящим, больше похожим на эпизод одной из мыльных опер, которые Миллисента украдкой смотрела у соседей, ведь у них дома телевизор был под запретом. Мысль о том, что человек, который должен был заменить Изабелле родителей и был наделен соответствующей властью, измывался над девочкой, думая, что ласкает ее, казалась ужасающе правдивой. Острая вспышка сочувствия к той, кого она недавно ненавидела больше всего на свете, обожгла ее, как удар током.
— Пожалуйста, поверь мне, Вивьен, — сказала Изабелла. — Теперь, когда Алфи родился и я увидела его, никогда и ни за что не подвергла бы его опасности. Я люблю его. Я никогда бы ему не навредила.
— А мне? — переспросила Вивьен. — Мне бы навредила?
Изабелла покачала головой:
— Все позади. Сейчас мы заодно, Вивьен, ты и я. Мы сестры.
Глава сорок четвертая
Земля продолжала вертеться вокруг своей оси, времена года следовали одно за другим, приливы сменялись отливами, и Вивьен начала забывать. Несколько недель она провела в страхе и волнении, пока не почувствовала: у нее есть крылья.
Разговор с Изабеллой изменил все сильнее, чем Вивьен могла ожидать. Впервые Барбаросса стал домом, где живет семья. Джио тоже вернулся из поездки другим. Нет, не так. Он вернулся таким человеком, которого Вивьен встретила давным-давно в больничной палате, человеком, которого полюбила впервые в жизни. Он мужественно принял известие о Гилберте. Пока он слушал объяснения женщин, шок сменился замешательством, затем — пониманием.
— Для нее он был все равно что мертв, — искренне говорила Изабелла. — Она просто хотела как лучше.
Вивьен понимала: то, что Джио не злится, в первую очередь объясняется вновь обретенным миром между его женой и сестрой, чем его готовностью простить ее: он так хотел мира, что все остальное было не важно. Ей не стоило врать, но и Изабелле не стоило разубеждать ее в
